Игорю остаётся только посочувствовать. Ужасно, когда родные и близкие вместо того, чтобы сохранить оставшееся, уничтожают его. Не раз сталкивалась с подобным в реале, но неприятие этого никуда не делось, наоборот. Об "ошибке" - теперь поняла, почему так написано. Не подумала, что Вы речь подростка передаёте. И всё-таки... в общем, грустно, если они сейчас так говорят. Спасибо за продолжение!
Я-Счастливая, вот не у всех получается жить дальше, увы. И самые слёзы ещё впереди.
ArinaMandarina, рад, что не забываете! Да, история Мэри мне самому нравится. Какой-то ютубер её чуть не в младшие сестрёнки Люцифера записал - ну а я думаю вот так. И рад, что нравится новая история.
StrayCat, мой девиз гласит: "Реализм и ещё немного... реализма". Поэтому история и выходит такая печальная.
Ну а теперь - третья серия.
Я не буду рассказывать, как уезжал из своего городка, как добрался до столицы, как оттуда доехал до небольшого посёлка на реке, как я сел на пароход и поплыл дальше. Это заняло бы слишком много времени. Мой путь лежал на север. Я собирался обосноваться в самом северном порту страны. Уходя из дома, я оставил на столе записку: "Не ищите меня, так будет лучше" - чтобы мой уход не выглядел совсем уж бегством. Но мне важно было уехать как можно дальше, правда. И вот через несколько дней мне пароход приблизился к нужному мне портовому городу в устье реки.
С парохода сошёл только я и какой-то мужик потрёпанного вида - от алиментов, что ли, убегал?
Я миновал верфь. Здесь отовсюду разило рыбой - свежей и не очень, поэтому я постарался сбежать оттуда как можно быстрее.
Морские деликатесы в киоске были явно не первой свежести, поэтому я пошёл дальше.
В конце концов я остановился у какого-то обшарпанного здания. Моё внимание привлекла доска объявлений. Дело вот в чём. Уезжая, я совершенно ни о чём не думал - лишь бы уехать. Но уже в дороге меня начали мучить вопросы. Где я буду жить? Чем питаться? После покупки этой долбаной машины (господи, перестану ли я когда-нибудь о ней думать?!) у меня оставалось ещё немного денег. Но в дороге я истратился почти полностью, и в кармане хорошо если набиралось две сотни, да ещё и мелочью. Говорил же мне отец, что надо всегда думать наперёд. А я сначала делаю, а уж потом думаю. Если бы я последовал этому совету вовремя - я бы не стал покупать эту машину. И того, что сейчас происходит, попросту не было бы. И Глория была бы жива... При этой мысли к горлу снова подступил комок. Я скрипнул зубами и заставил себя читать объявления. "На верфь требуются грузчики и подсобные рабочие". Нет, это не то. Справиться-то я справлюсь, но ведь чёрта с два кто мне даст эту работу. Я ведь несовершеннолетний. "Требуется водитель категории"... - это я даже не стал дочитывать. Этого мне точно не надо. Я стал читать объявления о сдаче комнат в общежитиях. Мда, ну и цены. Я выгреб из кармана всю свою скудную наличность и пересчитал. Сто девяносто шесть с небольшим. Не густо. Этого не хватит даже на то, чтобы снять комнату хотя бы на час...
- Эй! Ты что, работу ищешь? - оторвал меня от невесёлых раздумий чей-то голос. Я обернулся и увидел парня в очках. - А что? - Я таких с полувзгляда срезаю. У тебя прямо на лбу написано вооот такенными буквищами: "Ищу работу". Только напрасно ты сейчас приехал - сезон-то всё, тю-тю. - Какой сезон? - не понял я. - Рыбацкий, какой же ещё. Он в сентябре кончается, это все знают... - Я не знаю, - этот разговор начал меня утомлять. - Не можешь ничего подсказать - пёс с тобой, сам найду. - Ух ты какой ершистый! Лет-то тебе сколько? - Достаточно, чтобы соображать, что к чему. - Да не выступай ты! - Парень смерил меня взглядом. - Из дома, что ль, сдёрнул? Я таких в момент просекаю. - А хоть бы и сдёрнул! - Я вызывающе посмотрел на него. - И что? - Блин, да что ты такой горячий? Вот что, парень, иди-ка ты в "Пьяный краб", спроси там Марка Анатольевича, это хозяин. Ему вроде кто-то был нужен. - Мне бы щас любую работу... - Ну и отлично! Значит, туда тебе и дорога. - А где этот самый "Пьяный краб"? Парень расхохотался: - Прямо за твоей спиной!
Бар "Пьяный краб" меня совершенно не впечатлил. В зале стояла ужасающая смесь запахов пота, дешёвой косметики, рыбы, гниющих водорослей, прогорклого масла, блевотины, пива. К этому примешивались ароматы побелки и краски - видимо, здесь недавно делали ремонт. Странно, внутри отделали, а снаружи - не вариант? Или религия не позволила? Или просто у хозяев денег не хватило? Господи, куда ж я попал?
Я поставил сумку на пол и сказал: - Мне бы один стаканчик чего-нибудь подешевле, но чтоб согреться можно было. В баре, конечно, было тепло - но я продрог совершенно. Я ведь не захватил из дома даже тёплую куртку. Когда-то ещё новой разживусь...
Девушка-барменша внимательно посмотрела на меня и усмехнулась: - У нас тут самые дешёвые напитки на побережье, красавчик. "Особый рыбацкий" будешь? Я не знал, что это такое (в алкоголе, тем более в коктейлях, я тогда не очень разбирался) - а потому только кивнул.
Девушка поставила передо мной странный коктейль вырвиглазного цвета. - Вот тебе и "Особый рыбацкий", красавчик, - сказала она. - Такой подают только у нас, больше нигде. Вид коктейля не внушал мне особого доверия. Но, как говорится, взялся за гуж - полезай в кузов. Я осторожно сделал первый глоток. Бывало, мы с друзьями попивали пиво. Или портвейн. Но это было совсем не похоже. Первый же глоток обжёг меня изнутри. Я закашлялся. Барменша рассмеялась: - Начинающий? Ничего, красавчик, научишься. Все, кто в наш город попадают, быстро этому учатся, уж ты мне поверь. Ну что, согреваешься потихоньку? - Согреваюсь, - ответил я. И это было правдой. Из чего бы ни состояло это дьявольское пойло, оно действительно согревало. - А Марка Анатольевича можно увидеть? - спросил я. - Ой, красавчик, босс только вечером будет, - ответила барменша. - А у тебя чо за дело к нему? - Да так... есть дело, - туманно ответил я. Между тем бар наполнялся народом. Были здесь и вполне респектабельные дамы (непонятно, что они здесь забыли), и девчонки с ирокезами, и моряки... Последнее, впрочем, не удивляло - бар стоял у самого порта.
Марк Анатольевич появился около пяти вечера (к этому времени я наконец допил этот чёртов "Особый рыбацкий"). Это был высокий, крепко сбитый широкоплечий мужчина в тёмном костюме и с серьгами в обоих ушах. Я сразу заговорил напрямую: - Марк Анатольевич, я слышал, вам нужен работник? - Был нужен, - мрачно ответил тот, - да только все вакансии уже заполнены, и новые открывать не планирую. Сразу говорю - заведение в жопе. Ремонт в зале я сделал, а снаружи - хрен. И в сортире - хрен. А рыбаки да матросня вонючая, мать их, только и умеют, что гадить. Короче, даже и не знаю, кем тебя взять. - А мне бы хоть что-то, - ответил я. - Марк Анатольевич, мне бы хоть какую работу. Хозяин мрачно вздохнул: - Да что тебе предложить-то? Грузчик нам нахрен не сдался. В официанты тебя не возьмёшь - матросня хочет на этом месте только девчонок видеть, причём красивых. Шофёр есть... - А певец? - спросил я. - Может, живая музыка вам пригодится? - Хмм... певец? - задумчиво переспросил Марк Анатольевич. - Ну давай, парень - покажи, на что ты способен.
Тут же откуда-то появилась раздолбанная гитара. Я вообще-то уже почти разучился играть на гитаре, поскольку давно переучился на лютню. И лютня у меня под рукой, в сумке - но не ставить же мне было им условия сразу. Гитару было почти невозможно настроить. Кое-как справившись с этим делом, я начал играть.
Марк Анатольевич расхохотался: - И это ты называешь музыкой?! Прекращай давай инструмент сношать, иди, откуда пришёл! И двинулся ко мне с явным намерением вышвырнуть меня вон.
Я воскликнул: - Погодите, Марк Анатольевич! Я вообще-то на другом инструменте больше играю! - Это на пианине, что ли? Или на барабане? - Должно быть, других инструментов хозяин бара не знал. - На лютне, - я быстро достал свою верную лютню из сумки. Марк Анатольевич удивился: - Это что за балалайка такая? - Это и есть лютня, - я изо всех сил сохранял спокойствие. Если он вышвырнет меня вон - идти мне будет совсем уже некуда. Вот и приходилось молча сносить его насмешливый тон. И вообще, я это всё заслужил. - Пожалуйста, Марк Анатольевич, уделите мне пять минут. - Ну давай, - махнул рукой хозяин. - Пять минут, и не больше. Играй.
И я начал играть "Still Loving You". Ещё в те времена, когда жизнь казалась безоблачной, я делал переложения рок-баллад для лютни, которая прямо-таки для них и создана. Пока я играл, выражение лица хозяина менялось. От насмешки до восхищения (скажу не хвастаясь, я играл действительно неплохо). Когда я закончил, Марк Анатольевич обернулся и спросил: - Не, вы это слышали?!
Официантка в синем топике и какой-то бесформенной юбке воскликнула: - Знаете, босс, если вы этого парня не возьмёте - дураком останетесь! - Ты думаешь, он в "Клипсо-Каллипсо" побежит? - Может, и не побежит. Но если они про него узнают... - Ладно, - оборвал её Марк Анатольевич, - не учи отца - и баста! А ты, - обратился он ко мне, - пойдём со мной.
Кабинет мне понравился ещё меньше, чем зал. Стены все в дырках, трещинах и потёках. Вонь - судя по всему, туалет был где-то поблизости, и его никогда не убирали. Но выбирать мне не приходилось. Если этот тип даст мне работу - это будет замечательно. Я сел на стул (который протестующе заскрипел) и приготовился слушать.
- В общем, парень, слушай сюда, - начал Марк Анатольевич. - Как тебя звать? - Игорь. - Поверим, что Игорь. Короче, слушай сюда. Платить я тебе много не смогу. Вот потянется народ, привлечёшь ты их своей музыкой - и всё, потекут к нам денежки. Но смотри не возомни о себе хрен знает чего! - Он внезапно повысил голос. - Ты не звезда рок-н-ролла, чтоб мне свои условия ставить! Максимум, что я тебе положить могу - сотню в день. Но зато - харчеваться будешь бесплатно. Жратва, выпивка - сотрудники за неё копейки не платят. В пределах разумного, конечно. Это первое. Ты меня понял? - Понял. - Молодец, возьми с полки пирожок, откуси и положи на место. Теперь второе. Жить тебе, я так понимаю, негде? - Да я думал комнату в каком-нибудь пансионе найти... Хозяин расхохотался: - Ты хоть знаешь, что у нас тут "пансионом" называют? Контейнеры на верфи видал? Вот это и есть пансион, там бомжи да цыгане кантуются. Комната тебе тоже будет. - Спасибо, Марк Ана... - С этого момента зови меня боссом. И третье. Мы тут народ демократичный, документы при приёме на работу не спрашиваем. И никого не сдаём ни мусорам, ни кому-либо ещё. Мы тут - как одна семья. То есть - каждый волен делать всё, чего его левая нога пожелает... до получения моего приказа. А приказы, тем более мои, не обсуждаются. Но лучше уж в семье, чем без неё. - Вы это к чему, Мар... то есть босс? - А к тому, парень, что город у нас не сильно большой, про тебя быстро все узнают. Поёшь ты охренительно, и играешь зашибись, тем более на таком странном инструменте. К тебе очень быстро могут прийти парни из "Клипсо-Калипсо", конкуренты наши, и попытаются тебя переманить. Так вот, не вздумай! - Тон хозяина стал ледяным. - Но что... - У тебя, парень, явно какие-то проблемы, я такие вещи в момент просекаю. - Он усмехнулся. - В какое ты там дерьмо вляпался - мне по хрену. У всех, кто тут работает, были или есть какие-то проблемы - кстати, не вздумай никого расспрашивать. Захотят - сами расскажут. И у тебя они есть, это точно. Тебе лет шестнадцать, от силы семнадцать. Ты приехал чёрт-те откуда, без копейки. Тебе негде жить. Наверняка у тебя на хвосте то ли твои предки, то ли мусора, то ли все сразу. - Нет, босс, вы тут ошибаетесь... - Может, и ошибаюсь. В любом случае - в "Клипсо" идти не вздумай. Там платят, конечно, побольше. Но комнату тебе никто не даст, жрать бесплатно тоже. Останешься ни с чем. - Он посмотрел мне прямо в глаза. - Ты меня хорошо понял?
Комната, о которой мне сказал Марк Анатольевич, располагалась в подвале. Кровать была самая ужасная, которую только можно было представить - зато имелся книжный шкаф, явно с какой-то помойки. И в нём даже имелись кое-какие книги. Конечно, в них не хватало страниц - где нескольких, а где и половины - но хоть что-то. Да ещё я соорудил себе душ из двух водопроводных труб, наконечника от лейки и полусгнившей доски.
А за стеной моей комнаты было то, что приносило заведению основной доход. Комнаты, в которых можно было поиграть (разумеется, на большие деньги) и покурить кальян (заряженный, естественно, не табаком). По вечерам там собирались господа важного вида. Многих сопровождали девчонки, самой старшей из которых едва ли исполнилось тринадцать.
Но меня это не касалось. Я делал свою работу - и делал её неплохо. Публика тянулась именно в "Краб". Причём такая публика, которая раньше отсюда нос воротила, предпочитая соседний кабак с забавным названием "Клипсо-Каллипсо". Например, гарпунщики с иностранных кораблей (они никогда не расставались со своим рабочим инструментом, я всё время боялся, что они, рассердившись по пьяни, кого-нибудь проткнут). А порой захаживали аниматоры с детских праздников. Или сумасбродные панки. Или все сразу.
Я так уставал, что падал прямо на сцене. Впрочем, справедливости ради надо сказать, что чаевые мне платили щедро. Какую-то часть я, само собой, сдавал в фонд заведения, но процент этот был весьма божеским. В конце вечера я получал в бухгалтерии свои двести пятьдесят рублей - Марк Анатольевич довольно скоро повысил мне дневной заработок - да чаевых набиралось (после вычета в фонд заведения) не менее восьми сотен. Словом, жить было можно. И всё-таки я уставал...
"Особый рыбацкий" коктейль оказался не такой уж страшной штукой - если, конечно, к нему привыкнуть. А человек привыкает ко всему. Вот и я уже через пару месяцев не мыслил нормального вечера без двух, а то и трёх стаканов этого дьявольского пойла. Стакан перед выступлением, два после. Помимо всего прочего, этот коктейль давал мне силы. Когда я садился выпить, рядом со мной неизменно оказывалась Эвелина - та самая официантка ,что замолвила за меня словечко перед боссом. Чёрт её знает - понравился я ей, что ли? Однажды после выступления Эвелина подсела ко мне в очередной раз. - Что ж это ты, красавчик, всё время один? - начала она. - Неужели у тебя девушки нету? я промолчал. До девушек ли мне. - Или тебе бабок не хватает? - продолжала уже изрядно принявшая Эвелина. - Ну да, с этим жмотом не разгуляешься. А ты бы к нему пошёл, треснул кулаком по столу - да и потребовал прибавки! - Как потребуешь? У меня положение вообще... - Ой, не рассказывай! Тут есть люди с положением и похуже, взять хоть Наргиз... Наргиз - так звали нашу барменшу. - А что с ней такое? - Второй за вечер "Особый рыбацкий" пробудил моё любопытство. - И кстати, хочу спросить - как она вообще здесь оказалась? Сюда же гастарбайтеры обычно не добираются, даже строители. Эвелина рассмеялась: - Да очень просто! Её полиция четырёх стран разыскивает. Она раньше документы подделывала. Но однажды сама на брачного афериста нарвалась, тот её обобрал до ниточки, да и был таков. А Наргиз тогда как раз здесь скрывалась. Вот и пришла к нам. А Марк Анатольевич наш - ты не смотри, что он грубло и жмот, он так-то мужик добрый. Принял её. А Наргиз, естественно, рада-радёшенька - здесь её точно искать никто не будет... Я молчал, глядя перед собой. Вот оно, оказывается, как. А Эвелина вдруг без всякой связи заявила: - Пойдём со мной, красавчик! - Куда? не понял я. - Куда-куда... до чего ж ты ещё зелёный! Жалко мне тебя, так и помрёшь девственником! И я тоже не железная, у меня мужика уже сто лет не было. От Флекса толку не добьёшься - у него другие, как он говорит, ценности... Пошли! Ну, и кто бы устоял?
Эвелина очень старалась. И так, и этак. Но, несмотря на все старания, ничего не получилось. Мы вернулись в зал. Места у стойки уже не было, и мы сели за столик с табличкой "Только для сотрудников". Эвелина взглянула на меня с непередаваемым презрением: - Ох, и разочаровал ты меня, братец кролик! Вот интересно, что это с тобой такое произошло, что ты ни фига не можешь? И тут я заговорил. Я рассказал Эвелине о том, как купил с рук подержанную машину, как в первой же поездке погубил сестрёнку, как меня чуть не пристрелил отец... Эвелина слушала меня, как мне казалось, с сочувствием.
Но, увы - это только казалось. Как только я закончил, она расхохоталась: - И это на тебя так подействовало, что тя с тёлкой ни фига не можешь?! Ой, дурак! - А по-твоему, и переживать из-за этого не стоит?! Я убийца, понимаешь?! - Ой, тоже мне, Джек Потрошитель нашёлся! Убийца он, надо же! Тебя выпустили? Выпустили. Дело не завели? Не завели! Так какого хрена тебе ещё надо? А вот я - реально убийца. - Ты?! - я не поверил своим ушам. Да, Эвелина была грубой - но лишь потому, что работала в таком месте. Но чтобы она могла убить - это у меня в голове не укладывалось. - Я свою мать убила, - продолжала Эвелина. - Да не как ты, по случайности, а специально! Она меня с десяти лет на панель продала, сука. Деньги на мне делала не кислые. Подложит меня под мужика - знаешь, сколько в мире таких, которые маленьких девочек любят? Хренова тьма! А в самый неподходящий момент врывается, кричит: "Ты мою дочку изнасиловал!" Мужик что угодно отдаст, лишь бы его не посадили. - А отец? - Так он же ей это и предложил! Правда, через пару лет он сам помер при странных обстоятельствах, а мамаша на мне капитально раскрутилась. Машину купила, три квартиры. Одевалась - куда там Ксюше Собчак! А мне - хрен в стакан. Ну, и меня это достало. Я ей клофелина в стакан как-то капнула, а потом, как мамаша отрубилась - облила всё бензином и подожгла. Меня таскали, конечно - да только хрен им! У меня тоже кореша были, они мне алиби сделали. Только вот дурака я сваляла - не разузнала коды от мамашкиных карточек, и все бабки пшиком пердячим в воздух ушли. Но это хрен с ним! Главное - свободна! И Эвелина снова расхохоталась. - И ты хочешь сказать... - Не бери в голову - вот что я хочу сказать! Открою тебе маленькую тайну, красавчик - у всех, кто тут пашет, есть какие-то проблемы, даже у босса! Понял? Не бери в голову! С тем она и ушла.
Был у нас шофёр, который возит сюда кое-какие товары, невысокий тощий азербайджанец по имени Имран. Однажды он угостил меня, и мы разговорились. Спьяну у меня развязался язык, и я рассказал о своём несчастье. - Не бери в голову, парень! - рассмеялся Имран. - Я вот тоже однажды какого-то щенка сбил. Но я всё по умному сделал! С места я тут же уехал, в машине все свои отпечатки стёр, а сам пешим ходом - в ДК, где мои кореша-музыканты репетировали. Иду, а сам молюсь, чтоб они в тот момент на репетиции были. Так и оказалось. Я их попросил: мол, так и так, мужики - сейчас я от вас в мусарню позвоню, скажу, что у вас два часа тут сидел, а сейчас вот собрался домой - а машину угнали. Ну они вошли в положение, подтвердили алиби. В итоге суд знаешь, чего постановил? - Чего? - Что пацана того - а ему всего шесть лет было - сбил тот, кто мою тачку угнал. Угонщика, естественно, не нашли. Правда, дед щенка этого потом и ко мне приходил, и к музыкантам - требовал, чтоб мы все признались. А мы ему объяснили: суд же прошёл? Постановил? Так какого буя тебе ещё? Ну, помер внук твой - печалька, конечно, но бывает. Родят тебе, говорю, другого внука... - Слушай, а ты не боишься мне всё это рассказывать? - А чего бояться? Суд же постановил, доказательства у меня железные. Тот дед пытался апелляцию подавать, да только хрен! Мне даже платить не пришлось ни копейки. Да и вообще, мы тут - как одна семья. Только не родством повязаны, а знанием. Каждый из нас знает про каждого, и если кто-нибудь захочет сдать - сам же и погорит. Потому что тот, кого он сдал, тоже молчать не будет... - И как ты с этим живёшь? - Замечательно живу. В голову не беру. И тебе, кстати, - Имран посмотрел на меня, - я тоже так советую. Предкам твоим сколько лет? - Отцу - сорок восемь. Маме - сорок. - Пффф! Это разве возраст? Вон, Ольга Кормухина, певица, в сорок пять родила! Родят тебе новую сестрёнку, лучше прежней. Или братишку. И всё у вас будет о'кей. Так что не бери в голову. Я спросил: - Имран, ты хоть соображаешь, что несёшь? Что значит - новую сестрёнку?! Это что - вещь?! Но Имран только рассмеялся: - Дурачок ты! Ну да ничего - жизнь тебя пообломает, научишься не брать в голову. Интересно - у этих людей есть хоть капля сочувствия?
А может, они правы? Может, совесть и стыд - действительно какой-то атавизм, недостойный современного человека? Может, от этих качеств можно избавиться? Но если можно - то как? Или их не должно быть с рождения? Или стыд с совестью - это вообще болезнь? На эти вопросы не было ответов. И мне оставалось только напиваться в одиночестве.
А вот обедать я предпочитал в других местах. Заглянув однажды на кухню, я понял: никогда больше в рот не возьму ничего из того, что приготовлено в "Крабе".
Между тем дела в заведении шли всё лучше. Марк Анатольевич даже сумел нанять управляющую, которая и вела все дела с клиентами. Правда, ремонт в кабинете он почему-то так и не сделал. А на моё семнадцатилетие он расщедрился и подарил мне хорошую гитару. Струн для лютни в этом городе не достать, а те, что были на моей - износились. И мне пришлось осваивать гитару по новой. Впрочем, почтеннейшей публике понравилось. И, что ещё важнее, это понравилось боссу. Вот тогда-то он и прибавил мне зарплату. Вот только характер босса, и без того не самый приятный, совершенно испортился. Стоило мне во время выступления отложить гитару, чтобы передохнуть пять минут, как за спиной тут же возникал Марк Анатольевич и начинал орать: - Это что такое?! Вы посмотрите на него - устал он! Ты ваще охренел?! Что ты ящики таскал или котельную чистил?! Струны он перебирать устал, надо же! Нет, вы только гляньте на него - "мы пахали"... А ну марш на сцену! Мда... Что бы он там ни говорил о том, что все здесь "как одна семья" - а я не чувствовал себя частью этой семьи. Не чувствовал, хоть разбейся.
* * *
Так прошло пять лет. Рабочий день в "Крабе" начинался с двух часов дня, а заканчивался в четыре утра. У меня появилась привычка за час до открытия взять стаканчик "Особого рыбацкого" и выйти с ним во двор. И коктейль уже давно не казался мне таким обжигающим и отвратительным. Я неторопливо выпивал и вспоминал дом. Мой дом. Мой потерянный рай. Может, вернуться? Но нет. Нельзя. Нет мне туда дороги. И не в том дело, что там меня ждёт смерть от руки отца. А в том, что я сам, своими руками, разрушил жизнь нашей семьи. Я просто не имею права вернуться туда. Дом безвозвратно потерян. А нового я не нашёл. И не найду. Не имею права быть счастливым. Все "крабовцы" - Наргиз, Эвелина, Имран и даже сам Марк Анатольевич - считают, что можно спокойно жить, даже совершив какое угодно преступление. И живут. И даже жалеют меня, как обычно в деревнях жалеют придурков: мол, следователь дело закрыл, даже до суда не дошло, скрываться не надо - живи себе да радуйся! Но - не получается радоваться. Не получается быть счастливым...
В тот день мне исполнилось двадцать два. День рождения я давно не праздновал - с тех пор, как оказался здесь. Просто вместо трёх порций "Особого рыбацкого" я выпивал пять: две с утра и три - после работы. Вот и сейчас я принял первую порцию и вернулся в бар, чтобы налить себе ещё. И застыл. В зале маячили двое полицейских. Один изучал объявления на стене, второй беседовал с Марком Анатольевичем. До меня донёсся их разговор. - Слышь, пацан, зелен ты ещё на меня браслеты одевать! - кричал наш босс. - Ко мне в кальянную знаешь, какие люди заходят?! А полицейский кивал головой и отвечал: - Вот об этом вы мне подробно и расскажете. И кто к вам заходит, и с кем, и какими веществами вы заряжаете кальян, и откуда вы их берёте. Вот приедем в отдел, там вы мне всё и скажете.
Я увидел, что Марк Анатольевич попытался достать из кармана бумажник. Но полицейский не дал ему этого сделать. Он развернул нашего босса лицом к двери и приказал: - Давай на выход, пока нормально прошу! А то ведь и по-другому можно. - Ох, пацан, будут у тебя неприятности! - усмехнулся Марк Анатольевич. Но пошёл.
Ко мне полицейские никакого интереса не проявили, и я вышел через заднюю дверь. На заднем дворе стоял столик, где в тёплые дни кто-нибудь из "крабовцев" обедал. На столе грязные тарелки и недопитая бутылка - скорее всего, Имран. Ну или Наргиз. Свиньи они всё-таки, никогда за собой не убирают. Вороны питаются объедками. Кругом дрянь.
Уходя, я в последний раз оглянулся на вывеску, возвещавшую: "Бар "Пьяный Краб" - лучшее место для тех, кто вернулся с моря!" Да уж. Замечательное местечко. Лучше не придумаешь. Прощай, "Пьяный Краб".
Ливень хлестал как из ведра. А я шёл, не разбирая дороги. Куда мне теперь податься? "Пьяный Краб" был для меня хоть каким-то пристанищем, а теперь? В невесёлых раздумьях я дошёл до маяка. Как странно, я в этом городе уже пять с лишним лет, а на маяке ещё ни разу не был.
Я вошёл в башню, поднялся по винтовой лестнице и вышел на смотровую площадку. И стал смотреть на море. Было чувство, будто я во всём мире один, никого больше не осталось. Впрочем, отчасти так оно и было. Всем на всех плевать. Как там у Крапивина? "Никто из нас не остров в этом мире"... нет, это не подходит. Тут скорее как у Тарковского:
У человека тело - Одно, как одиночка...
Да, так оно и есть. Каждый одинок в этом мире. Во всяком случае, те, кого я узнал за последнее время. Да и те, кого я знал раньше. Даже мои родители. Говорят, горе должно сплотить семью. Чушь собачья. Смерть Глории, наоборот, разъединила нас. Отец просто обезумел тогда, потому и хотел меня застрелить. И ведь он отчасти был прав. Нет - не отчасти. Прав во всём. Ведь это я виноват в смерти Глории. И если бы я остался дома, если бы не сбежал - отец бы сошёл с ума. Да, он бы совладал с собой и не стал в меня стрелять. Но каково это - каждый день видеть меня и помнить, что это именно я убил Глорию?! По этой же причине и мама не остановила меня. Как они там сейчас? Наверно, уже сумели как-то справиться с горем. Или не сумели? Я вот не сумел. Работа в баре немного отодвинула моё горе на задний план, но не задавила его полностью. Я всегда буду со своим горем один на один. "У человека тело - одно, как одиночка". Правильные слова. А ведь эти стихи мне когда-то читал отец...
На маяке я проторчал до вечера. А потом пошёл к Эвелине - она жила не в самом "Крабе", а в хибаре неподалёку. К ней полиция тоже не проявила интереса - во всяком случае, пока. - И что ты думаешь дальше? - спросила Эвелина. - Не знаю, - честно ответил я. - Бабло кое-какое у меня есть - скопил, сколько сумел. Куда-нибудь подамся. А сейчас бы мне переночевать. - Ложись в гостиной. Только пожрать, извиняй, нету. - Да я и не хочу. И это была правда. Я действительно не хотел есть.
Наутро я вышел из дома Эвелины и пошёл в порт. Я ещё не знал толком, куда я еду. Знал только одно - здесь мне делать уже нечего. Интересно, есть ли на земле вообще место для меня? Мне повезло: в порту стоял небольшой пароход, на котором можно было купить билет прямо на борту. И документов там не спрашивали. Такой же пароход доставил меня сюда. Пароход уже был готов к отплытию. Я успел в самый последний момент.
Прощальный гудок - и порт остаётся позади. Я стоял на корме и смотрел, как город, за пять лет так и не ставший моим, растворяется в утреннем тумане.
Сообщение отредактировал МистерХаммер - Вторник, 31.05.2022, 14:32
МистерХаммер, "Реализм и ещё немного... реализма" - когда я начала играть в The Sims, было наоборот. Бежала от реальности Создала фэнтезийно-средневековый городок, в котором все счастливы и никто не умирает. В тройке наоборот, постепенно стала придерживаться более-менее реального развития сюжета. А история, которую начала отыгрывать там для себя, вообще основана на реальных событиях.
Я-Счастливая, "как и наши подростковые речи - тоже резало слух старшему поколению" - мои не резали, я с детства любила читать и с уважением относилась к родному языку. В школе одноклассники использовали какой-то свой жаргон, но я их сторонилась (можно сказать, была одиночкой). А в разных тусовках, где бывала, существовали известные только нам приколы и особые выражения, но тоже не основанные на искажении речи. Правда, в исключительных случаях меня выручал старый добрый русский мат XD
И о сериале. Главный герой легко отделался! Я ожидала, что в "Пьяном Крабе" обязательно случится что-то нехорошее. Ведь обычно сначала "семья", а потом "ты нам должен", а Игорёк такой наивный... как я когда-то Интересно, где же он теперь окажется.
StrayCat, Я-Счастливая, и все остальные, кто читает - здравствуйте! Рад вас всех видеть, располагайтесь поудобнее - сейчас начнётся заключительная серия.
Я не знал, куда я еду. Вернее, не осознавал, пока не сел на пароход. В голове вертелась одна мысль: "Хочу домой. Хочу домой". Смешно, конечно. Домой - куда? В родной город? И что меня там ждёт? Но мысль не оставляла. Домой, домой, домой. Вот что мне было нужно. Пароход плыл несколько дней. Денег на поезд у меня уже не было, поэтому ещё несколько дней я добирался зайцем на электричках - там легче избегать контролёров. Я прибился к компании путешествующих студентов - с ними было ещё проще. Правда, студенты эти сначала норовили меня расспрашивать. Я отмалчивался или отвечал односложно - хватит с меня изливать душу. Уже пытался не раз. И в конце концов студенты оставили меня в покое. В столице мы расстались. До родного города я добрался автостопом. И вот наконец и знакомая окраина. Церковь. А за ней кладбище, где осталась Глория...
В церкви не было никого - за исключением священника, который усердно махал кадилом и молился. Вот этого я не понимаю: зачем служить мессу (или как там это действие называется), даже если зрителей нет? Это же всё равно, что певец выступает перед совершенно пустым залом. Или священник просто репетировал? Я прошёл через церковь и зашагал между могилами. Моя сестрёнка, если я правильно помню, в дальнем конце, у самой ограды. Машинально я читал надписи на памятниках. И вот наконец увидел: "Самойлова Глория Михайловна". И тут меня, что называется, потащило. Ледяные тиски в моей груди разжались, и я впервые со дня похорон сестрёнки - впервые за эти пять лет - заплакал по-настоящему.
Морозило. С неба падали редкие первые снежинки - конец ноября. А могила усыпана опавшей листвой - видно, никто сюда не приходил. Вот оно, отношение - закопали и забыли... Я положил на могильную плиту розу. Глория, Глоринька моя, ты была совсем маленькой, и тебе никогда не дарили цветов. И уже не подарят. И всё по моей вине. Прости меня. Если там что-то есть, и если ты оттуда видишь и слышишь меня - прости, если можешь...
А потом, когда слёзы кончились, я разглядел рядом с Глорией ещё одну могилу. Памятник был из дешёвой подделки под камень - и потому весь растрескался Судя по дате, человек умер пять лет назад. Имя на памятнике я прочитал сразу. Но измученный мозг отказывался верить тому, что говорят глаза. И лишь спустя десять минут до меня дошло. На памятнике значилось:
"Самойлов Михаил Васильевич"
Отец умер всего через неделю после того, как я ушёл из дома. Что с тобой произошло, папа? Нелепая случайность? Или сердце подвело? А может, ты сам не захотел жить? Я хотел снова заплакать - но слёз уже не было. Вот что плохо. Я не мог заплакать об отце. В душе была только чёрная беспросветная пустота.
Постояв у могил минут мятнадцать, я вернулся в церковь. Священник уже закончил репетицию (или как ещё можно назвать выступление перед пустым залом) и теперь отдыхал. Я подсел к нему. Некоторое время я молчал, не зная, как начать разговор. Я крещённый, но крестили меня лишь потому, что так принято, а так наша семья относилась к церкви, как... да вообще никак не относилась. Наконец я брякнул: - Батюшка, я... знаете, я очень большой грех совершил. Я... - Вы хотите исповедаться, молодой человек? - перебил священник. - Извините, сейчас я исповедь принять не могу. - Почему? - Потому что исповедуем мы только по субботам, а сегодня четверг. Приходите послезавтра. - Хотя бы выслушайте меня! - Никак не могу. Есть определённые правила, есть устав храма. Я не имею права его нарушать. Приходите послезавтра, и я приму вашу исповедь. Все эти пять долбаных лет, что я провёл вдали от дома, меня никто даже не выслушал. Ни Эвелина, ни Имран, ни остальные. И этот священник в том числе. Он глядел на меня вроде бы с сочувствием - но выслушать упорно не желал.
Дева Мария и маленький Иисус равнодушно взирали на происходящее с иконы. Они тоже не желали вмешиваться.
- Ну и чёрт с вами, батюшка, - в сердцах сказал я. И вышел, хлопнув дверью.
* * *
Я шёл, не разбирая дороги. Ноги сами несли меня. Всё здесь было знакомо - каждый камень, каждый дом, каждый двор, каждая трещина в асфальте. Это был мой город. Только я за пять с небольшим лет стал здесь чужим. Душу раздирала чёрная тоска и вина. Наверное, такие чувства должен был испытывать Виктор Франкенштейн, когда возвращался домой, зная, что натворил созданный им монстр. Только этим монстром был я сам. Вот и мой дом. Но, господи боже, во что же он превратился за эти годы! Стёкла выбиты, чтены заросли мхом и сгнили. Похоже, тут уже никто не живёт. Войдя внутрь, я ужаснулся. Я никогда не был чистюлей, но такого срача даже представить себе не мог. Паутина по углам. Стены осыпались и потрескались. Горы сто лет не мытых тарелок. Сломанные стулья. Грязные шмотки. Переполненные мусорные пакеты. И крысы, крысы, крысы... И ни души. Ни одной живой задницы.
Я прошёл в комнату, которую когда-то делил с Глорией. Здесь творилось то же самое - за вычетом разве что мусорных пакетов.
Я вернулся на кухню. И услышал голос: - Ага, явился, не застрелился, пропащая душа! Я поднял голову. В дверях стояла Анна Алексеевна, наша соседка из дома напротив.
* * *
- Мать в психушке, - рассказывала соседка. - Через неделю после того как ты исчез, пошла она в магазин. А вернулась - отец застрелился уже. Вот тогда Верка окончательно с ума сошла. Сидит, смотрит в одну точку и раз в день произносит только одну фразу: "Как же так? Я же хлеб купила"... - Спасибо, тётя Аня, - сказал я. - На здоровье, - ответила она. - А что дальше думаешь делать? Слава богу, на этот вопрос я мог ответить более-менее точно: - Сначала дом приведу в порядок, хотя бы относительно. Потом маму заберу... - Чего?! Тебе мало?! Ты вообще за каким хреном сюда вернулся? Сестричку убил. Отца до самоубийства довёл. Мать с ума свёл - и тебе всё мало? Ты её доконать решил? - Тётя Аня, вы что говорите?! - Что есть, то и говорю! Смотрите-ка на него! Выпустили его, не посадили - а он и рад-радёшенек! Нет бы родителям в ноги упасть да покаяться - так нет же, спина больно твёрдая, не гнётся, и ноги в коленях не сгибаются! Гордые мы! - Тётя Аня, вы же ничего не знаете... - Всё я знаю! Мы же все друг у друга на виду. Думаешь, стал бы отец в тебя по-настоящему стрелять?! Он же хотел, чтоб ты покаялся, дурень ты этакий! Но нет, не умеем мы на колени вставать! Нам сбежать проще! Проболтался чёрт-те где, а теперь вернулся - думал, к мамочке под крылышко?! А мамочка-то с ума сошла! Так-то, мальчик! Некому тебя пригреть! Никому ты уже не нужен! Невероятно, но глаза Анны Алексеевны горели торжеством. Ей, похоже, доставляло удовольствие добивать меня.
Я подавленно молчал.
- Уходи, Игорёк, - Анна Алексеевна заговорила уже спокойнее. - Всё, что можно было, ты уже сделал. Повёл себя с самого начала, как трус и подлец - так будь им до конца. - Но... - Что "но"? Исправить хочешь? Так не получится. Ничего ты уже не исправишь. Нет тебе тут места. Уходи. Наверное, я должен был треснуть кулаком по столу, наорать на Анну Алексеевну, выставить её из дома - в конце концов, это мой дом! - но сил не было. Ни на что. Я не мог ей сопротивляться.
* * *
Я стоял на набережной, глядя на свинцово-серые волны реки, которые ещё не сковал лёд. Снег валил всё сильнее. В голове звучали жестокие, но правдивые слова: "Нет тебе тут места".
А где мне вообще есть место? В грязном портовом кабаке? Не смешно. Марк Анатольевич говорил, что они все как одна семья. Может, это и правда. Но я в эту семью не вписался. Нет мне места и там. Мне вообще не место в этом мире. Подобно монстру Франкенштейна, я сею вокруг себя только смерть и разрушение. Но и весь мир не лучше. Всем на меня плевать. Всем всё равно. Отца нет. Глории нет. Мама... мама жива, но её тоже всё равно что нет. Ей уже всё равно. Всем всё равно. И вообще - каждый умирает в одиночку. Значит, и мне следует так поступить - умереть в одиночку. Всё равно я никому не нужен. Так пусть меня поглотит вода, пока её не сковал лёд. Осталось сделать один, последний шаг...
Папаша молодец, достойный глава семьи - угробил её остатки, есть чем гордиться! Мать, в общем-то, и не мать вовсе, раз ничем не помогла сыну. Ну а Игорь... к сожалению, предпочёл бесконечное самобичевание вместо того, чтобы что-то изменить. Или с пользой потратить свою жизнь. (Да хоть бы соседке голову проломил, раз уж умирать собрался, всё равно терять было нечего, зато избавил бы других от этой отравы.) Было время, насмотрелась на такое, поэтому никого не жаль. Спасибо за историю, понравилась. Буду рада прочесть что-нибудь ещё.
StrayCat, мне тоже никого в этой истории не жаль. За исключением разве что Глории - вот её мне жалко, ни за что погибла. А Игорь просто не додумался, и никто не подсказал - людишки-то ему на пути попадались один мразотнее другого. Я сейчас заканчиваю снимать новый сериал, как доснимаю - тут же начну выкладывать.
МистерХаммер. да, девочку я тоже пожалела. Она, кстати, хоть и появлялась в сериале совсем ненадолго, получилась очень живой, искрящейся, её образ мне увиделся ярче остальных.
Спасибо всем, кто читает и всем, кто оставляет комменты. Сейчас начнём новый сериал. Отснята ещё только половина — но я решил выкладывать то, что уже сделано.
Прежде чем всё начнётся, давайте кое о чём условимся. Эта история произошла в некоем параллельном пространстве-времени. То есть — в параллельной Вселенной. А что такое параллельные Вселенные, очень хорошо сказал Владислав П. Крапивин: «Это разные (и даже не очень разные) варианты развития одной цивилизации. Одинаковая культура. Почти один уровень техники. Похожая география, сходные сюжеты мифов... ну и глупости человеческие везде одинаковые». Поэтому не удивляйтесь, когда узнаете, что в том мире некогда правил жестокий диктатор по фамилии Железкин, а разоблачил его другой правитель — Майскожуков. Ну или что-нибудь в таком роде. А подобная история могла произойти в любом возможном мире. В том числе и у нас. Итак, дамы и господа, устраивайтесь поудобнее. Начинается новый сериал
Внимание! Рейтинг сериала — 18+
Старый двор жил обычной жизнью. Дети играли в мяч, прыгали в классики, просто носились без цели. Родители присматривали за ними из окон. Куда-то шли по своим делам подростки с гитарой... Словом — жизнь как жизнь.
И только молодая женщина, до крайности исхудавшая, с измождённым лицом, не замечала всей этой радости. Ей было просто не до этого. В глазах темнело, в ушах звучали страшные слова. Она только что вернулась от доктора, который сказал ей, что у неё... «Хватит! — приказала она себе. — Не смей об этом думать! Только не прямо сейчас!» Усилием воли она загнала мысли подальше. Потом-то, конечно, они вернутся, никуда от них не деться. И ещё не раз. Одно утешение — что это будет недолго. Господи, как же мало времени. Как там у Кинга? «Времени в обрез, сэр! — закричал Крэйг Туми. — Его осталось чертовски мало!» А что будет с дочкой?! Захотелось просто лечь на газон, лицом вниз, и разреветься. Как соседская малышка в песочнице. Кое-как справившись с собой, Светлана вошла в подъезд. Прошла по захламлённому коридору мимо кухни, из которой вечно несло прокисшей капустой, мимо соседских дверей... Коммуналка. Ещё в пятьдесят затёртом году Майскожуков грозился расселить все коммуналки и бараки. Но не смог. Не получилось, как не получилось и у тех, кто стал править страной после Майскожукова. Коммуналка неистребима...
Светлана добралась до своей комнаты. Всё было до боли знакомо. И старый плакат группы «Кино» на стене. И древний телевизор с треснувшим экраном, который ничего не показывал — только неразборчиво хрипел и шипел. И соседский пёс, в очередной раз пробравшийся в её комнату и теперь норовящий стянуть со стола кусок колбасы. А турнуть его — никаких сил уже нету...
Поискав в столе, Светлана нашла тетрадь, ручку и несколько конвертов. Боже, как же мало осталось времени! Нужно было написать кое-какие письма. А потом идти за дочкой в садик... да ещё делать вид, будто ничего не случилось... Нечеловеческим усилием воли Светлана заставила себя выбросить все мысли из головы, села за стол и принялась писать.
StrayCat, это именно параллельная вселенная. Согласно тому же Крапивину, а также Саймаку и многим другим - Вселенных много. Некоторые из них различаются лишь мелочами - скажем, в одной из них Эверест на несколько сантиметров выше, чем у нас. В другой - пицца в привокзальном буфете на несколько копеек дешевле. Ну а глупости и подлости человеческие - везде одинаковые. Ну а сейчас будет первая серия.
Приглашённые симы: В роли Натальи Басухиной — Шивон Фирс В эпизодах: Гюнтер Манч Маркус Флекс
Света почти не помнила своего отца. Валерий Дмитриевич Максимов был офицером авиации, и малышка почти не видела его. То учения, то дежурства по части, то казарменное положение, то просто полёты... Девочка целыми днями торчала в подъезде, ожидая, что вот-вот откроются двери лифта, и оттуда выйдет папа. Но чаще выходила из квартиры мама.
— Светик, ну хватит тебе уже тут торчать, холодно! Зайди домой. — Сейчас папа придёт... — Ещё не скоро. Зайди хоть покушай.
Света послушно шла домой обедать. Но после обеда снова заступала на свою "вахту".
Или обнимала огромного плюшевого мишку, которого папа купил ей на день рождения. Иногда папа отсутствовал весь день, а иногда неделю, а то и две.
Зато уж сколько было радости, когда папа наконец появлялся!
Он переодевался в домашнее, и из сурового капитана авиации превращался в просто мужа и отца.
И пока мама в бигудях и домашнем халате возилась у плиты...
...папа со Светой общались после нескольких долгой разлуки. Валерий Дмитриевич рассказывал дочке разные смешные истории, да ещё корчил при этом такие уморительные рожи, что Света не могла удержаться от хохота.
Подходила мама, садилась рядом. И начинала пилить отца: — Байки травишь? Рожи корчишь? А помочь мне с ребёнком — не судьба? Религия не позволяет? Хоть бы искупал её — ты же видишь, мне некогда! Или из тебя шагистика последние мозги вытрясла?! — Нет проблем, Тома, — отвечал Валерий Дмитриевич. — Пошли, Света, купаться!
И нёс малышку в ванную. Правда, вечно забывал распустить её волосы. Тамаре Павловне потом приходилось перемывать Свете голову... что становилось ещё одним поводом для бесконечного ворчания.
Наутро семья прощалась у подъезда. Валерий Дмитриевич снова становился суровым офицером и отправлялся в часть, а Тамара Павловна вела Свету в садик. — Мам, ты только с папой не ругайся, — просила Света. На что Тамара Павловна неизменно отвечала: — Не твоего ума дело! Шагай быстрее.
Уже много позже Света начала догадываться, что никакому мужчине такая жизнь будет не по душе. В конце концов, любому хочется приходить туда, где его не пилят и не шпыняют. Поэтому Валерий Дмитриевич зачастил в бар.
А потом он и вовсе встретил и полюбил другую женщину. Наталья Басухина давала ему то, чего он не мог получить дома — ласку и понимание.
Но жить на две семьи — невозможно, как нельзя служить двум господам. И настал такой день... В этот вечер Света ,как всегда, встретила отца у лифта. И родители начали ругаться ещё в подъезде. Но малышка ничего об этом не подумала. В конце концов, дня не проходило, чтобы родители не поругались. А у Светы была радость — мама подарила ей новую куклу.
И пока родители ссорились, Света пошла в свою комнату за куклой, чтобы похвастаться папе.
Тем временем напряжение нарастало. — Я устал ,устал от этой жизни, — говорил отец. — Мне надоело! На службе меня Тарасевич грызёт, Зайцев грызёт, Мазин грызёт! Домой придёшь — там ты меня грызёшь! Ты меня просто ни во что ставишь! — А за что тебя уважать?! Торчишь в своей казарме, потом приходишь домой — пьяный, как свинюха! — Как свинюха?! Да я не больше пары рюмок себе позволяю! Ты вон на соседей посмотри, хоть на Каримовых — вот где свинюха! А ты мне чуть-чуть расслабиться жалеешь! — А ты о Светке подумал?! Каково ей видеть твою рожу?! И так меня недавно спросила: почему, дескать, от папы всё время уколами пахнет? И что я ей отвечать должна? Она тебя толком не видит даже — скоро забудет, как ты выглядишь! — Ну извини, я офицер! Ты знала, за кого замуж шла. — Так ты и в выходные дома ни хрена не делаешь! Сидишь да в ящик пялишься, задницу от дивана оторвать не можешь! Правильно мне мама тогда говорила: "Хлебнёшь ты с ним, дочка, горя"...
Тем временем Света с куклой в руках вышла из комнаты: — Папа, смотри... Но слова замерли у малышки на губах.
— Всё, — сказал отец, — хватит. С меня довольно. Разводимся. — И куда ты от меня денешься? Кроме меня, кому ты нужен-то? — Ха, Томка, ну ты наивная! Есть, кому я нужен. Есть, кто меня понимает и не грызёт. Хватит, я тебе говорю — надоело! Мама заплакала.
А отец собрал сумку и вышел вон, позабыв фуражку. Не помня себя, Света выбежала из квартиры вслед за отцом. Побежала по улице. Но Валерий Дмитриевич скрылся за углом. И ни разу не оглянулся.
С тех пор отец больше не жил дома. Правда, по субботам он неизменно приходил, забирал Свету и шёл с ней гулять.
Во время прогулок он рассказывал Свете разные интересные вещи — о птицах, о самолётах, о звёздах. О том, что из кабины самолёта можно увидеть много всяких чудес, которые не покажут ни в одном кино.
А потом он покупал разные вкусности в ларьке — вкусности, которые мама ни за что бы не купила. — Только маме мы про это рассказывать не будем, — неизменно говорил Валерий Дмитриевич. — Не будем, не будем! — радостно соглашалась Света. В свои три года она уже отлично понимала: если рассказать маме — не видать ей больше прогулок с папой, как своих ушей.
Но однажды, во время одной из прогулок, Валерий Дмитриевич сказал: — Уезжаю я скоро, Светлячок. Переводят меня в другую часть. — Папа, а возьми меня? — попросила Света. — Никак не могу, — вздохнул Валерий Дмитриевич. — Во-первых, мне придётся в казарме жить — а куда там тебя пристроить? Ты ведь девочка, а там одни дядьки. Ни искупаться тебе, ни переодеться, ни даже в туалет сходить. Да и кушаем мы в казарме... не самую подходящую еду для детей. Во-вторых, есть такая штука, как закон и судья. Когда мы с мамой расстались, судья решил, что ты должна жить с мамой, а не со мной. И если я тебя увезу — судья решит, что я тебя украл, и посадит меня в тюрьму...
Они сели на траву, Света устроилась у папы на коленях. — Пап, а ты бы с мамой помирился, — вдруг предложила Света. — Знаешь, как? Вот так пальцами сцепитесь и скажите вместе: "Мирись, мирись, мирись — и больше не дерись. А если будешь драться — я буду кусаться". Валерий Дмитриевич вздохнул: — Нет, доча — так не получится. Это только у детей так просто: поссорились — потом так же быстро помирились. А у взрослых всё сложнее...
После этого Валерий Дмитриевич и вправду пропал. Он не приходил ни по субботам, ни по воскресеньям, ни в будни, ни в праздники. Не звонил. Не писал. Но Света снова и снова выходила в одъезд и с надеждой глядела на двери лифта. Вот сейчас они раздвинутся, и оттуда выйдет папа в своей синей форме...
StrayCat, спасибо, что читаешь! Мне самому нравятся скрины с отцом. Впрочем, большой папа с маленькой дочкой - это всегда мило, не находишь?
Ну а теперь - вторая серия.
Прежде чем всё начнётся. Выражаю искреннюю благодарность администрации городка Глиммербрук и администрации курортного посёлка Гранит Фоллз за разрешение проводить съёмку.
Приглашённые симы: Трэвис Скотт в роли Бориса Павловича. Саммер Холидей в роли Дарьи.
Нельзя сказать, что Тамара Павловна ничего не пыталась предпринять — не в её харакере было сидеть на попе ровно, покорно принимая удары судьбы. А поскольку и не в её стиле было винить в своих неудачах себя, она решила, что во всём виновата её соперница. Через общих знакомых Тамара узнала, где живёт Наталья Басухина, и однажды вызвала её на разговор. Впрочем, разговора не получилось. Тамара сходу начала кричать, требуя отпустить Валерия.
Ошеломлённая Наталья слушала крик минуту или две, затем перешла в контратаку: — Вы хоть себя-то слышите? Вообще, что у вас за терминология — увести, отпустить... Он вам что — баран на верёвочке? Валерий ушёл от вас сам, по своей воле! — Да ты... — Да, я. И что? Да будет вам известно — я на третьем месяце! И знаете... я, кажется, понимаю, почему Валера вас бросил. С тем она и ушла.
С уходом Валерия финансовое положение значительно пошатнулось. Валерий Петрович, конечно, исправно платил алименты — но это всё-таки было не то. Да тут ещё в стране грянули большие перемены — что не могло не сказаться на благосостоянии всех без исключения. И Тамара, поразмыслив, решила отправить Свету к своей маме в отдалённый провинциальный посёлок. — Вот здесь, доча, я выросла, — сказала Тамара, когда они с дочкой вышли из поезда. — Здесь твоя бабушка живёт, и ты пока у неё поживёшь. С любопытством девочка оглядывала маленькую станцию, обшарпанные вагоны, аккуратные домики в отдалении. И лес, много леса... Всё казалось ей необычным и как-то необыкновенно значительным. Света знала, что у неё есть бабушка, видела её фотографии. Но была здесь впервые.
— Дочка! — воскликнула Василиса Игнатьевна. — Что ж ты не предупредила даже?! — Да вот, сюрприз хотела сделать, — ответила Тамара не своим обычным железным тоном, а каким-то тёплым и мягким. Света в это время с любопытством разглядывала большой двор, хлев, гусей и кур...
А бабушка, наобнимавшись с мамой, подошла к Свете: — Ну здравствуй, внученька! Наконец-то мама тебя привезла, хоть понянчусь с тобой на старости лет...
Первым делом Василиса Игнатьевна повела дочку и внучку в баню. — Как чуяло моё сердце, с утра истопила, — объяснила она. — Поди, в городе вашем такого нету? — Нету, мама, — ответила Тамара. — У нас только ванна. Да и то последнее время с горячей водой проблемы... А Свете всё было интересно. Она оглядывала деревянные ковшики, каменку, вдыхала запах берёзовых веников... После бани и ужина Свету уложили спать. А Тамара с Василисой Игнатьевной проговорили чуть ли не до утра. Тамара жаловалась на Валерия, на наглую соперницу, вообще на нелёгкую женскую долю... — Ну, дочка — так ведь никогда не бывает, что все кругом виноваты, одна ты белая и пушистая, — вздохнула Василиса Игнатьевна. — Сама ведь наверняка не без вины. Ну, не понравился мне Валерка твой тогда. А ты твердила: хороший он, золотой... А раз золотой — так удержи мужика, приложи старания! Я тебе тогда препятствовать не стала — сама потому что проти воли родительской замуж вышла. Помнила, каково это. Что ж ты удержать не смогла? — Уфф, мама, не начинай! — взмолилась Тамара. — И так голова пухнет от проблем. Зарплату платить с перебоями стали, всё по талонам — а в магазинах шаром покати. Как Светку растить? В садике тоже чёрт-те что творится. Везде чёрт-те что... — Ну так сама бы перебралась ко мне, — улыбнулась Василиса Игнатьевна. — Дом большой, места всем хватит. А там, глядишь, и мужик путный подвернётся... — Нет, мам ,у меня другие планы, — ответила Тамара. — Многие сейчас кто в Турцию ездят, кто во Вьетнам — товары привозят и продают. "Челноки" это называется. Василиса Игнатьевна нахмурилась: — Неправильно это, Тома. Забыла, чему мы с отцом тебя учили? Не гонись за длинным рублём, дешевле выйдет. Вот взять хоть Борю — ни за чем не гонится, как служил у нас участковым ,так и служит... Борисом звали Тамариного брата. Но Тамара только рассмеялась: — Мама, сейчас всё меняется! Ну, служит Бориска участковым — и что? Что он нажил ,кроме хибары полуразвалившейся? Это вы тут в деревне сидите, а жизнь мимо идёт. А с бизнесом такие деньги поднять можно! И потом жить безбедно. Это ведь тоже работа... — Ой, дочка ,нахваталась ты в своих городах чего не надо, — покачала Василиса Игнатьевна головой. — Ну смотри, тебе жить. А Светланку и правда мне оставь — ни к чему ей всё это видеть.
С тех пор у Светы началась новая жизнь. У бабушки Василисы скучать было некогда. Надо было накормить скотину — и свинью, и корову, и кур.
А потом можно было забраться в кресло-качалку — такое Света видела только в мультиках.
А ещё у бабушки были пчёлы. — Вот собрали пчёлки мёд с лугов, — приговаривала Василиса Игнатьевна. — Вот мы мёд соберём, да пирогов медовых напечём! Цветы сейчас в самой поре, мёд из них сладкий-пресладкий получается. Часть себе оставим, часть продадим — вот и будут нам денежки... — Ты хочешь машину купить? — любопытствовала Света. — Что ты, деточка! — смеялась Василиса Игнатьевна. — До машини ли мне? Я старенькая, да и водить никогда не умела. Вот дедушка твой, покойник — тот технику любил. Нет, мне денежки для другого нужны. Сена купим, кормов для Хрюши да Бурёнки. Муки купим — на хлеб да на пироги. Да и бумаги куплю, мне нужно...
Переделав всю работу по дому, Василиса Игнатьевна со Светой шли в лес.
Но не просто по грибы или по ягоды. Василиса Игнатьевна когда-то преподавала в школе географию и биологию — и даже после выхода на пенсию не стала сдаваться времени. Она ловила разных рыб...
...или насекомых...
...или искала редкие камни...
...и собирала редкие растения.
А в по вечерам садилась за стол и писала научную работу.
Случалось, приходил к ним Светин дядя, Борис Павлович, который служил в деревне участковым. С ним была его жена Дарья и дочка Юля, чуть старше Светы.
Девочки быстро нашли общий язык.
Борис Павлович утаскивал всю семью на пикник.
А бывало, Василиса Игнатьевна уводила обеих внучек на речку.
Вот уж где малышкам было веселье!
Иногда по субботам Василиса Игнатьевна ездила в ближайший городок со смешным названием Заусенск. И брала с собой Свету. Распродав мёд и молоко, они шли гулять.
Так прошло несколько лет. Василиса Игнатьевна, убедившись, что Тамара не собирается забирать Свету домой, отдала внучку в сельскую школу.
Тамара же не появлялась. Время от времени она звонила или писала письма: мол, жива-здорова, торгую помаленьку, всё налаживается. Василиса Игнатьевна догадывалась, что Тамара занимается не только и не столько торговлей, сколько личной жизнью...
