StrayCat, спасибо, что читаешь! Остальные разбежались — видимо, не понравилось))) И у меня когда-то была бабушка. Василиса Игнатьевна списана именно с неё. Поверишь ли, сам чуть не плакал, когда писал! Ну а теперь — третья серия.
Приглашённые симы: Элиза Панкейк в роли Валентины.
— Мужика тебе надо, вот что, — сказала Валентина. Они с Тамарой вместе ездили за товаром в Мексику, на рынке их торговые точки располагались рядом. Поэтому женщины быстро сдружились. — Да ну их, — отозвалась Тамара, — все они козлы. И кобели. Взять хоть моего бывшего... Они сидели в кафе. Рынок только что закрылся, нераспроданный товар отправился на склад до завтра. — Ну что ты всех под одну гребёнку? — рассмеялась Валентина. — Марк — нормальный мужик... — А ты, я вижу, заранее обо всём подумала? — Томка, хватит психовать. Ну подумала, и чо? Подруга я тебе или нет? Правда, рожа у него вся в шрамах, ну да с лица воду не пить. Да оно и к лучшему — никто на него не позарится...
Тамара рассердилась: — Ага. Значит — бери, боже, что никому не гоже? Это так ты обо мне думаешь? Ну спасибо... — Ну вот, Федул губы надул, — фыркнула Валентина. — Это я к тому, что большинство баб — дуры просто. Смотрят на красивый фэйс, а потм сами же плачут: ах, он кобелина. А Марк и сам бегать уже не будет — нагулялся, да и с такой рожей, опять же...
— Ладно, я подумаю, — Тамара встала. — Нечего тут думать, — перебила Валентина, — Марк сейчас подойти должен. Тамара не смогла удержаться от смеха: — Да ты всё заранее продумала, я вижу! Ну, лиса! Не зря рыжая... — Именно, — кивнула Валентина. — Наглая, рыжая и бесстыжая. Ты, между прочим, не менее рыжая... а вот, кстати, и он.
Тамара обернулась. Лицо Марка и в самом деле украшал безобразный шрам. Но одет он был вполне прилично. На вид Марку можно было дать примерно от сорока до пятидесяти. Безобразное пивное брюхо, окладистая бородища, хитрый взгляд...
Марк подошёл к женщинам. — Вот, знакомься, — сказала Валентина, — это Марк. — Марк Иосифович, — кивнул мужчина. Голос его оказался звучным и глубоким. — Очень приятно, — ответила Тамара и тоже назвала себя. — Тамара, а как по батюшке? — спросил Марк. — Просто как-то не солидно — мы ведь с вами не школьники.
Тамаре это польстило. С тех пор, как она уволилась с прежней работы, никто не называл её по имени-отчеству. Для соседей, для директора рынка, и для других торговцев она была просто Тома или Томка. Разве что соседские дети называли её — тётя Тома. А это слово — "тётя" — казалось, добавляло ей возраста. А стареть Тамара не хотела. Ей было всего тридцать пять. — Тамара Павловна, — назвалась она.
Марк оказался интересным собеседником. Очень начитанным. Мог поддержать беседу на любую тему. О себе, правда, рассказывал мало. Говорил, что родился в Одессе, потом судьба его забросила в Заполярье, где он до недавнего времени работал и уволился всего год назад, а теперь работает здесь, на рыбоконсервном заводе. Тамара внимательно рассматривала своего собеседника. Отметила, что одет он вполне прилично — уж она-то в этом разбиралась, поскольку сама торговала одеждой. Стало быть, на севере он зарабатывал вполне прилично. А то, что Марк уволился, Тамару не удивило. Наступало такое время, когда многие увольнялись. Потому что зарплату платили кое-как, а то и вовсе не платили. Бытовал даже анекдот о некоем директоре завода, который говорил: "А зачем платить зарплату — и так все на работу ходят". А Марк, в свою очередь скользил недвусмысленным взглядом по пышным формам Тамары. Тамара не была железной. В конце концов, как верно подметила Валентина — у неё давно не было мужчины. И Тамара пригласила Марка к себе.
* * *
Две недели спустя Тамара с Марком приехали за Светой. Провожали их Василиса Игнатьевна и Борис.
В ожидании поезда мужчины, как водится, разговорились.
А потом прибежала и Юля. Девочки сразу же наперебой заговорили о том, как им было весело, как они будут скучать. И конечно же, обещания писать письма так и сыпались нескончаемым потоком.
Подошёл поезд. — Тётя Тома, а вы Свету на будущее лето привезёте? — спрашивала Юля. — Я скучать буду... — Посмотрим, — ответила Тамара. — Может, мы все на будущее лето приедем.
Потом Тамара обняла мать и сказала: — Спасибо тебе за всё! — Всё нормально, дочка, — ответила Василиса Игнатьевна. — Тебе жить, тебе Свету растить. Я рада, что ты хоть как-то в жизни устроилась.
Марк, Тамара и Света вошли в вагон. Двери закрылись, и поезд тронулся. — Не понравился мне этот дядя Марк, — с детской непосредственностью сказала Юля. — Страшный он какой-то, а взгляд лисичий. — Надо говорить — лисий, — машинально поправила Василиса Игнатьевна. — Мне он тоже не понравился. — И мне, — подал голос Борис, — скользкий какой-то. Но не мне с ним жить... — Это точно, — согласилась Василиса Игнатьевна. — Тома — взрослый человек, сама разберётся.
* * *
Света шла за мамой и отчимом, оглядываясь. Она почти не узнавала город. И немудрено: её увезли отсюда совсем малышкой, а с той поры прошло уже четыре года. Город ошеломил Свету. Машины мчались сплошным потоком, отовсюду потоком льётся громкая музыка, все куда-то спешат. После деревенской тишины это казалось чем-то невообразимым. Горожане не только двигались быстрее деревенских жителей — они даже говорили быстрее. Точно боялись опоздать. — Совсем ты, доча, деревенской стала. Одичала в глуши, — с явным неодобрением в голосе сказала Тамара. Словно бы это не она сама четыре года назад увезла дочку в эту глушь. — Ну да ничего, привыкнешь.
Путь от вокзала оказался недолгим. — Вот и наш дом, Светик, — сказала Тамара. — Не узнаёшь? Мало-помалу в Светиной голове всплыли какие-то смутные воспоминания. — Вспомнишь, привыкнешь, — успокаивающе сказал Марк Иосифович, — мне это очень знакомо, такое состояние.
Дома Света подошла к окну. Перед нею раскинулся город. Шумный, огромный, высокий. Реклама на крышах высотных зданий. Эстакада, по которой с грохотом проносятся электрички. Вечером всё засверкает множеством огней. А где-то в это время над лесом загорятся звёзды... взойдёт луна. Бабушка включит лампу, комната озарится уютным жёлтым светом. И бабушка сядет писать свою научную работу. А через улицу тётя Даша накроет на стол. Дядя Боря снимет свой мундир и наденет потёртый свитер, Юля сядет между ним и тётей Дашей. А завтра утром бабушка задаст корму Хрюше, Бурёнке и курам... и наверное, уберёт свои ульи в погреб — цветов больше нет, и пчёлы засыпают до весны. А потом бабушка пойдёт в лес ловить своих научных рыб и собирать научные растения... Как же всё это теперь далеко! Подумав об этом, Света заплакала.
Главный герой легко отделался! Я ожидала, что в "Пьяном Крабе" обязательно случится что-то нехорошее. Ведь обычно сначала "семья", а потом "ты нам должен"
Я сначала тоже представила такое развитие событий.
Грустно. Каждый пошел не тем путем. Если бы все приложили усилия, можно было бы хоть как-то сохранить то, что осталось от семьи. Но каждый по своему оказался слаб. Очень печально. А сериал мне понравился, сопереживала чужим страданиям.
Грустно. Каждый пошел не тем путем. Если бы все приложили усилия, можно было бы хоть как-то сохранить то, что осталось от семьи. Но каждый по своему оказался слаб. Очень печально.
Примерно так в жизни и бывает. Увы, мир населён не суперменами и не розовыми единорогами.
ЦитатаЯ-Счастливая ()
А сериал мне понравился, сопереживала чужим страданиям.
Я и старался. Рад, что понравился!
ЦитатаЯ-Счастливая ()
Пошла читать новый сериал.
Надеюсь, он тебе понравится не меньше.
StrayCat, очень рад! Располагайся поудобнее.
ЦитатаStrayCat ()
Так и буду появляться на форумах, пусть даже если там никого не останется.
Останусь я. И буду радовать новыми сериями - и тебя, и тех, кто появится.
ЦитатаStrayCat ()
После третьей серии почему-то возникло предчувствие, что не будет больше у Светы ничего хорошего...
Спойлерить не буду. Но это драма (мой любимый жанр после хоррора).
ЦитатаStrayCat ()
И я так же тяжело возвращалась к нелюбимой городской жизни из деревни
Я думаю, это знакомо почти каждому представителю нашего поколения. А вот нынешние дети уже этого не знают. Я вот рассказываю дочкам, как отдыхал в деревне у бабушки - они это воспринимают как сказку. А некоторые моменты (в частности, удобства на улице) вообще кажутся им дикостью.
Ну а теперь поехали дальше!
Первые дни Света почти не выходила из дома. Разве что в ближайший продуктовый ларёк.
Каждый вечер Тамара Павловна говорила: — Светка, блин, ну что ты в четырёх стенах сидишь, как будто тебя привязывают?! Хоть бы раз из дома вышла да погуляла! — А я выходила сегодня, — неизменно отвечала Света, — за хлебом и молоком. — И ты думаешь, этого хватит? Посмотрите-ка на неё — вышла на десять минут! — Мам, ну не хочу я никуда идти! — отвечала Света. И уходила в свою комнату.
Однажды вечером Тамара Павловна насела на мужа: — Слушай, надо что-то делать. Не век же Светке взаперти сидеть? — А я что могу? — невозмутимо отозвался Марк Иосифович. — Так хоть бы погулял с ней! Всё равно завтра ты что-то там для себя покупать собираешься — взял бы с собой Светку. Я что — одна должна обо всём думать? Муж ты мне или кто?
— Ладно, ладно, Тома, — примирительно отозвался Марк, — только не скандаль, пожалуйста. Мне склочников на работе хватает.
Наутро Марк Иосифович сказал: — Слушай, Света, я сегодня в универмаг собирался, который недавно открыли. Не хочешь со мной пойти? — Я понимаю, тебя на улицу на аркане не вытащить, — добавила Тамара Павловна, не отрываясь от плиты. — Но я хоть приберусь дома нормально! А то мусорить все горазды, а убираться... — Мам, тогда, может, я тебе помогу? — Уж ты поможешь! — фыркнула Тамара. — Не надо мне твоей помощи, иди лучше погуляй. И чо ты боишься — не одна же пойдёшь! Совсем ты в деревне в дикарку превратилась...
Взрослые никогда не прислушиваются к детям, это всем известно. И Свете пришлось выйти из дома. А Марк Иосифович намеренно шёл пешком — чтобы приучить падчерицу к городу. Свете было страшно. От шума машин звенело в ушах и гудела голова. От мелькания тех же машин и людей темнело в глазах. Хотелось стать маленькой-маленькой, превратиться в мышку, как в сказке, и забиться куда-нибудь в щель. Девочка вцепилась в руку отчима, ища хоть какой-то защиты.
В универмаге оказалось неожиданно тихо. Этот магазин открыли всего два дня назад, и люди ещё не успели узнать о нём — реклама ещё не была так хорошо поставлена. Только где-то играла музыка. Песня показалась Свете совершенно бессмысленной: "Я снежная роза — где мой синий метель? На нём твоя дед-мороза"... А вот народу было немного. К ним подошёл вежливый продавец-консультант: — Добрый день! Чем могу помочь? — Здравствуйте, — вежливо ответил Марк, — где тут можно найти ватман? — Ватман? — переспросил продавец. — Извините, но Ватман работала вчера, а сегодня у неё выходной. — Вы меня не поняли, — Марк Иосифович начал заводиться, — мне нужен ватманский лист! Для кульмана! Продавец покачал головой: — Вам опять не повезло — Кульман сегодня отпросился.
Марк Иосифович рассердился: — Вы меня просто не понимаете? Или специально не понимаете?! Я — дизайнер! Продавец-консультант кивнул: — Я вижу, что не Иванов. А покупать-то вы что будете? — Тьфу!
Всю дорогу до дома Марк Иосифович ругался самыми страшными словами. В деревне Света частенько слышала эти выражения — но здесь их оказалось слишком много. А Марк Иосифович, едва добравшись домой, пошёл ругаться с соседями.
* * *
Как ни странно ,после этого Света немного осмелела. И даже отважилась выходить в парк, который был в четырёх кварталах от дома. Друзей Света пока не завела. Среди соседей не было детей её возраста — либо совсем малыши, либо подростки. В школу девочка ещё не ходила — шли осенние каникулы, хотя мама уже подала документы. В последний день канукул Света играла в парке, как всегда, в полном одиночестве. Девочка думала о школе. Как там будет? Будет ли учительница такая же добрая, как в деревне? А как Свету встретят другие дети? Сумеет ли она с кем-нибудь подружиться? Света скучала по деревне. По бабушке, по дяде Боре с тётей Дашей, и особенно по Юле. Что-то письма от неё нет. А ведь обещала...
Внезапно Свету окликнули. Девочка обернулась и увидела...
— Дядя Боря! — закричала она. И кинулась обнимать дядю.
И тётю.
— Ой, тётя Даша, я так скучаю! — говорила Света, чуть не плача. — Как там у вас? — Да всё по-прежнему, — улыбалась тётя Даша, — что в нашей глуши может произойти? Бабушка свою научную работу наконец дописала — и тут же за новую взялась. Я так же фельдшером работаю. Матвей Егорович, сосед ваш, пасеку купил, дядя Боря так же участковый. Сегодня вот решили сюда съездить — а ничего не купить, оказывается, почти все магазины пустые. А которые полные — там цены запредельные... Ну да ты ещё маленькая, тебе это ни к чему. Иди лучше с Юлей поиграй, она по тебе не меньше соскучилась.
Света с радостью последовала этому совету.
Домой Света возвращалась, когда уже начало темнеть. Они с Юлей бегали, играли, болтали обо всём на свете — пока дядя Боря не вспомнил, что им, вообще-то, надо успеть на электричку. "Да и Свете домой пора", — прибавил он.
Вечерний город был красив. Но и страшен.
Знакомые улицы в неожиданно наступившей темноте казались незнакомыми. Из-за этого Света, и так-то не очень ориентирующаяся в городе, заблудилась.
А тут ещё какой-то толстый парень окликнул её: — Эй, малявка, ты чо это одна гуляешь так поздно? А ну иди сюда! И попытался схватить её за руку. Остальные прохожие делали вид, что ничего не замечают. В большом городе действует негласное и неписанное правило: если видишь что-то странное — смотри в другую сторону.
Не помня себя, Света вырвалась и бросилась бежать, не разбирая дороги. Бежала долго. Да ещё чувствовала: ещё немного — и с ней случится позорнейшая неприятность, какая обычно бывает с малышами от сильного испуга... Наконец Света остановилась, чувствуя, что силы оставляют её. И вдруг поняла, что она на знакомой улице! Ещё чуть-чуть — и она будет дома! С новой силой девочка бросилась вперёд.
* * *
— Ну, и где ты была? — сурово спросила Тамара Павловна. — Я в парке... — Что ты врёшь?! Я только что оттуда — не было тебя там!
— Мам, ну я правду говорю! Я там играла, а потом дядю Борю с тётей Дашей и Юлей встретила — они сюда приезжали... мы с Юлей играли... а потом я заблудилась... — А что — телефонов ни на одной улице больше нету?! Я тут чуть с ума не сошла! У меня запасный детей нету, между прочим! Я тебе для чего жетоны телефонные давала? Блин, да что ж ты за идиотка — в четырёх кварталах заблудиться умудрилась!
— Мама... — Что — мама?! Ну что — мама?!! Я уже семь лет твоя мама! Вот тебе!
Отшлёпав Свету, Тамара Павловна крикнула: — Марш в угол! Стой тут и думай! Распустилась ты у бабушки вконец! — Мам... — Ну что тебе ещё?! — В туалет хочу... — Перетерпишь! А если на пол надуешь — сама вылизывать будешь, поняла?!
МистерХаммер, После работы успела только две серии прочитать, час поздний, спать уже надо. Но очень интересно, что там дальше будет. Всё в этой истории такое как будто родное и знакомое. Так светло и тепло стало от второй серии, что я почти забыла о трагичном начале. И еще очень понравились новые авторские вставки в оформлении, так и жду, что сейчас пойдут титры: "Роли озвучивали...." :) TS2. Династия БерринтонСимы для TS2
Всё в этой истории такое как будто родное и знакомое.
Спасибо, я очень старался! Василиса Игнатьевна списана с моей бабушки, даже имя сохранено.
ЦитатаЯ-Счастливая ()
Так светло и тепло стало от второй серии, что я почти забыла о трагичном начале.
Жизнь - полоса белая, полоса чёрная. У симов - как у людей.
ЦитатаЯ-Счастливая ()
И еще очень понравились новые авторские вставки в оформлении, так и жду, что сейчас пойдут титры: "Роли озвучивали...." :)
Спасибо, что оценила мою режиссёрскую находку! И кстати, за награду спасибо! Как говорили в старинные времена: "Рад стараться")))
Итак, поехали дальше.
Приглашённые симы: Саша Гот в роли Жоры Гелашвили
Света пошла в школу. В первый день она надела ту же форму, которую носила в своей сельской школе. Как выяснилось позже, в этом была её ошибка.
Класс Свету не принял. Все ребята здесь знали друг друга ещё с садика. И это для Светы они были новыми. А для них-то новой была как раз Света. Новая. Новенькая. Чужая... Только один мальчик, Жорка Гелашвили, отнёсся к Свете более-менее по-человечески. Может, потому, что им было из школы по пути, а остальным ребятам — в другую сторону. Поэтому они шли из школы вместе, и даже о чём-то разговаривали.
Но однажды, когда они всем классом гуляли в парке, Света услышала, как Галя Орлова говорит Жорке: — Ну что ты с этой колхозницей вяжешься? Самому-то не стыдно? В классе Свету обзывали — колхозницей. Ребят, казалось, раздражало всё: Светина тихость, вежливость, нелюбовь к городской музыке, деревенские словечки, произношение с напором на О... Утверждали даже, будто от Светки постоянно навозом воняет, она даже никогда не моется.
С тех пор и Жорка перестал разговаривать со Светой. В дразнилках, правда, не участвовал — но и общаться перестал. И Свете оставалось только одно — гулять в одиночестве по парку. Как раньше. Девочка старалась улыбаться, но на самом деле ей хотелось плакать. Постоянно. Как царевне Несмеяне из старой сказки.
Дома тоже было тяжко. Отчим прокурил всю квартиру. Мама рычала на Свету по поводу и без. Света старалась как можно быстрее проскользнуть в свою комнату и сесть за уроки.
Но тут входила мама: — Сидишь? — Мам, я уроки учу... — Смотрите-ка, уроки она учит! А за молоком, стало быть, Пушкин пойдёт? — А почему ты мне раньше не сказала? Я бы по дороге из школы купила... — А своей головы у тебя нету? Самой додуматься — не судьба? Давай быстро, пока магазин не закрылся! — Мне только матику доделать... — "Матику"! Нет, вы только её послушайте — "матику", блин! Когда ты наконец от этого своего колхозного жаргона отвыкнешь? Не матику, а математику! Потом доделаешь.
Поход в магазин вечером — дело не из приятных. Света старалась идти только по освещённым улицам, где было много людей. Впрочем, люди не обращали на Свету внимания. Они были заняты только собой. И разговорами о том, где что купить по дешёвке. Однажды Свете в уши влетел диалог двух женщин: — И зачем тебе эта лейка? — Э, не скажи! Сейчас вот в хозяйственном выбросили — старый запас распродают. А весной она сколько уже будет стоить, а? Тут что ни день цены повышаются, скоро хлеба не на что купить будет! — Ой, и не говори... "Одно и то же", — думала Света. И действительно, везде было одно и то же. По телевизору рассказывали, кто и где устроит забастовку, кто где кого застрелил и так далее. И о повышении цен, конечно же. Просить у мамы и отчима новые игрушки Света не решалась.
Впрочем, однажды ей повезло — кто-то оставил на тротуаре коробку со старыми игрушками. Почти все они были сломаны, но кое-что Света сумела выбрать.
А мама словно с цепи сорвалась. Однажды они всей семьёй смотрели телевизор. Как всегда, с экрана вещали о забастовках и убийствах. А чтобы было не так страшно — советовали съездить отдохнуть в Турцию или Арабские Эмираты. — Это на какие, извините спросить, шиши? — усмехнулся Марк Иосифович. Словно отвечая ему, телевизор принялся бодрым голосом вещать о каких-то акционерных обществах. Принесёшь туда сто рублей — через неделю эта сотня превратится в тысячу. Через десять дней — в миллион. И тут же показывали некоего экскаваторщика по имени Леонид Голубцов, который всю свою зарплату вложил в акции, принесшие ему баснословную прибыль. Он купил жене сапоги, шубу, отдохнул в Германии, а потом и вовсе собрался купить дом в Париже... — Они что — в детстве "Буратино" не читали?! — засмеялся Марк Иосифович. — Это ж как Буратине посоветовали деньги зарыть на Поле Чудес! Вот уж точно — Поле Чудес в Стране Дураков... И он закурил. Тамара Павловна набросилась на мужа: — Ты что творишь? Разве не знаешь, что при мне сейчас курить нельзя?! Умник!
Марк Иосифович покорно затушил сигарету. И объяснил ничего не понимающей Свете: — Пополнение у нас намечается. Братик у тебя будет. Ну, в крайнем случае сестрёнка.
И он ушёл курить на улицу.
Свете было всего семь лет. Но в деревне она видела жизнь животных, да и про людей кое-что уже понимала. И уж во всяком случае девочка знала, что детей не аист приносит в магазин и не подбрасывает их в отдел с капустой. Ни братика, ни сестрёнки Свете не хотелось. И так-то жизнь у неё не самая сладкая. У малыша, наверно, будет такая же жизнь. Все будут его грызть, ругать, шпынять... даже шлёпать... "Ох, мама, ну зачем ты меня забрала? Лучше бы я у бабушки осталась"... Ничего этого Света не сказала. Пошла изливать душу плюшевому мишке. Мишка — единственное, что осталось от папы. Тамара Павловна почему-то его не выкинула — всё руки не доходили. Хотя всё остальное, что осталось от Валерия Петровича, она беспощадно выкинула, порвала, уничтожила. Словно хотела, чтобы память о бывшем муже вовсе изгладилась...
А с утра начинались новые нападки. — Ты почему не ешь? Я для чего старалась, готовила? — Мам, я в школу опоздаю... — А кто виноват, что ты проспала?! — Ну я же уроки учила... — А кто тебе велел допоздна засиживаться? — Ну ты же меня сама в магазин посылала вечером... а там очередь... — Ах, значит, это я виновата?! Ну что тут сказать — вся в папашку своего! Тот тоже никогда себя виноватым не признавал, на других перекладывал. Он и бросил-то нас — сам на сторону гулял, а меня виноватил: дескать, это я его довела. И ты в него. Ох, обожди, ты у меня получишь!
Были, конечно, в этой беспросветной серости и радостные моменты. На площадке появились новые соседи, у которых были малыши-близнецы. Света с радостью стала их нянчить. И если дни стояли тёплые — гуляла с ними.
Иногда Свете снились странные сны. Будто бы она взлетает над каким-то незнакомым посёлком. Это не была ни окраина столицы, ни бабушкина деревня. Света никогда здесь не бывала. Может, видела в каком-то фильме.
А иногда ей снилось более чем странное место. Лес — не лес... Деревья очень странного вида, розовые камни. И небо затянуто тучами, сквозь которые еле пробиваются солнечные лучи...
Света видела себя в этом странном месте, словно со стороны. И почему-то знала, что той ей, которая стояла среди этих странных деревьев и розовых камней, очень хорошо. А той Свете, которая наблюдает — почему-то страшно...
В положенное время в семье действительно случилось прибавление. Мальчика назвали Львом.
Марк Иосифович по случаю этого радостного события ушёл в запой.
Пока мама была в больнице, за Светой присматривали мамины подруги. Добрая тётя Валя уверяла Свету, что теперь всё будет хорошо. Что мама смягчится. — Потому что, — объясняла тётя Валя, — когда в женщине зарождается новая жизнь — женщина готова кусаться и царапаться, как кошка. Зато когда ребёнок приходит в мир — столько радости бывает! По себе знаю, сама троих родила. И Света верила, что тётя Валя говорит правду. Что придёт конец этой серости, и станут они наконец настоящей семьёй... Верила. Не могла не верить. В конце концов, Свете было всего восемь лет.
Так и буду появляться на форумах, пусть даже если там никого не останется.
Так и я однажды сказала, когда все ушли, и осталась на форуме.
ЦитатаМистерХаммер ()
Я думаю, это знакомо почти каждому представителю нашего поколения. А вот нынешние дети уже этого не знают.
Мне тоже становится грустно, когда думаю о том, что мой ребенок не погостит в деревне у бабушки. И вообще не узнает на себе, что такое - жизнь в деревне. Хотя не всё так плохо. Мы живем в частном доме, а не в квартире, и бабушка с прабабушкой у нас рядышком живут, поэтому сын растет с ними, видит их часто.
Нелегко у Светы жизнь складывается. Хорошо хоть светлый момент в детство привнесла бабушка. Чувствую дальше не лучше будет, и не смягчится мать после появления в доме второго ребенка. Интересно, отец Светы больше не появится в её жизни? Отчим, наверно, ещё покажет своё истинное лицо. Не зря же он у всех родственников единогласно вызвал неодобрительное первое впечатление. TS2. Династия БерринтонСимы для TS2
StrayCat, Я-Счастливая, очень рад вас видеть! Рассаживайтесь, готовьте попкорн - новая серия уже на подходе.
ЦитатаStrayCat ()
А ведь Саша Гот и в прошлом сериале появлялся? Не зря тот мальчик мне его напомнил.
Так это он и был))) простол я тогда ещё не додумался в титрах указывать.
ЦитатаStrayCat ()
Без Готов никуда, даже в четвёрке они есть, оказывается
Семья в Симлэнде уважаемая, а Сашке сниматься понравилось. И когда мне позвонил Мортимер Гот и попросил дать сыну какую-нибудь роль - я отказываться не стал. Так что Сашку в роли Жоры мы увидим ещё не раз, и даже прямо сейчас.
ЦитатаЯ-Счастливая ()
Нелегко у Светы жизнь складывается. Хорошо хоть светлый момент в детство привнесла бабушка. Чувствую дальше не лучше будет, и не смягчится мать после появления в доме второго ребенка.
Об этом - прямо сейчас.
ЦитатаЯ-Счастливая ()
Интересно, отец Светы больше не появится в её жизни?
Терпение, терпение. Я стараюсь, чтобы ни один мало-мальски значимый персонаж не пропал зря.
ЦитатаЯ-Счастливая ()
Отчим, наверно, ещё покажет своё истинное лицо. Не зря же он у всех родственников единогласно вызвал неодобрительное первое впечатление.
Опять же - вынужден повторить то, что уже сказал.
Прежде чем всё начнётся. Пусть никого не смущает фигурка Светы в некоторых эпизодах. Технический момент — я скачал с одного японского сайта кое-какие слайдеры в целях повышения реалистичности.
А теперь — поехали дальше.
Мама, вопреки прогнозам подруг, ничуть не смягчилась. Больше того, на Свету свалились новые обязанности. Мама очень быстро вернулась к работе на рынке, отчим и так целыми днями пропадал на работе. А по возвращении глушил пиво, так что толку от него было мало. Все обязанности по присмотру и уходу за братиком свалились на Свету. Накормить Лёву из бутылочки, поменять ему пелёнки, постирать их, искупать малыша... У бедняжки едва оставались силы сделать уроки.
Лёве исполнилось три года, а Свете двенадцать — но проблем меньше не стало. Изо дня в день повторялось одно и то же: едва вернувшись из садика или с прогулки (естественно, в сопровождении Светы), Лёвка тут же начинал плакать. Причины для этого находились всегда: то он упал, то Света что-то ему не купила... Но всегда виновата была именно Света.
И начиналось. — Ты почему за братиком не смотришь? — Мама, а как за ним углядишь? Я только отвернулась — он уже убежал... а на улице скользко... — Это твои проблемы! Меньше надо было ворон считать! Тебе что было сказано? За Лёвой смотреть! А жвачку почему ему не купила? Тебе для чего карманные деньги даются? — Мама, ты ж сказала, что это на буфет... — Ну точно, вся в Валерку! Тот тоже — эгоист, никогда о других не думал, всё для себя, всё себе, себе, себе! Алименты и то уже какой год подряд не платит! Вот и ты — папочкино отродье, себе пирожок этот сраный в буфете купить не забыла, а о братике даже не подумала! Что мне с тобой за это сделать, а?
Отчим стоял, скрестив руки на груди, и его лицо не предвещало ничего хорошего.
Света садилась на пол, сжавшись, и мечтала только об одном — провалиться.
— Вот только не надо этого вида убитого! — язвила Тамара Павловна. — Вы только посмотрите на неё — раскаивается она! Не притворяйся, ни капли тебе не стыдно!
О превращении девочки в девушку Тамара Павловна дочке тоже не рассказала — понадеялась на Светиных подружек. То, что подружек у Светы нет, даже не пришло ей в голову. Поэтому кровавые пятна на Светиной кровати стали для неё полной неожиданностью. — Ах ты дрянь такая! Я как проклятая — готовлю, стираю, стараюсь хоть что-то для дома сделать, чтоб мы по-человечески жили — а она новые простыни изгадила! — Мама... — Вы посмотрите — она ещё и разговаривает! Разговорчивая нашлась! Не смей матери перечить! Не смей!
Свои слова Тамара Павловна подкрепляла крепкими затрещинами. Света только закрывалась от ударов, беспомощно плача.
Прокричавшись, Тамара Павловна удовлетворённо сказала: — И чтоб всё мне постирала! Чтоб не было этих пятен, ты хорошо поняла? А Света впервые в жизни вдруг подумала: "Однажды, мама, я заставлю тебя это съесть. Однажды. Однажды. Ты у меня всё это съешь".
В школе проблемы усилились. В Светином классе неожиданно оказались две второгодницы, хамки и хулиганки — Лизка Головина и Элька Зайцева.
Они быстро поняли, кто есть кто в классе. Разобрались, над кем можно глумиться вволю, а кого лучше не трогать. И началась у Светы совсем уж весёлая жизнь. Лизка и Элька доставали её даже в туалете. — Эль, зацени, какие у Светки трусы! — А чо с колхозницы взять? Она думает, раз под штанами не видно, так и ладно... — Она не в курсе, для чего красивое бельё нужно! — Да чо она вообще знать может, деревенщина, чурбанка? Сами они в свои тринадцать уже знали.
* * *
Однажды Света шла из школы. Как всегда, рядом с Жоркой — им было по пути. Неожиданно Жорка взял её за руку. Света удивлённо посмотрела на него.
Они остановились. — Жорик, а можно тебя спросить? — вдруг спросила Света. — Ты можешь мне по-человечески сказать — что вам от меня надо? Все надо мной смеётесь, дразните — и ты тоже... Жорка покраснел, как рак. — Света... — начал он с трудом. — Ты на меня не злись — я ведь не со зла это делаю. Они все... а я...
— Понятно, — вздохнула Света. — "Как все". Моя бабушка это называет — стадное чувство.
И вдруг Жорку словно прорвало: — А ты сама — почему молчишь? Если бы ты хоть раз нормально врезала кому-нибудь, когда тебя опускают — всё бы по-другому было! Может, они все тебя побьют — но в следующий раз уже не тронут!
И он ушёл по заснеженной улице, оставив Свету в одиночестве. А Света глядела на падающий снег и думала. В самом деле — сколько можно так жить?
* * *
Однажды в субботу, перед самыми зимними каникулами, класс пошёл на экскурсию в музей. Как заворожённая, Света смотрела на старинную мебель, на статуи, на картины...
И вдруг увидела нечто очень и очень знакомое. — Это же город Заусенск! — воскликнула она, не в силах сдержаться. — Мы с бабушкой туда часто ездили, когда я у неё в деревне жила! — Правильно, Света, — кивнула учительница, — это город Заусенск. После каникул я вам про него расскажу — этот город хоть и маленький, но очень интересный...
После экскурсии Света вышла из музея с улыбкой. Может, не так всё плохо в жизни?
Внезапно за спиной послышался Элькин голос: — Ребята, гляньте — колхозница опять мечтает!
Предвкушая "весёлую" сцену, к ним уже спешили остальные.
И началось по новой. — О чём мечтаешь, деревенская? — Да о том, как в свой Заусенск поедет... — Да не, она о Жорке мечтает! Я сама видела, они позавчера после школы шли и за руки держались! — А чо не целовались? — Так она же дикая, даже целоваться небось не умеет. И Жорка смеялся вместе со всеми.
Света не реагировала. И это особенно взбесило толпу. — Чо молчишь, колхозница-навозница?! — зарычала Элька и вцепилась Свете в волосы.
Что было дальше — Света почти не помнила. Всё было как в тумане. Девочка помнила только свои чувство — обиду, боль... и неизвестно откуда взявшуюся ярость. Во всяком случае, когда она пришла в себя — Элька с расцарапанным и вдребезги разбитым лицом лежала на земле. С закрытыми глазами.
Повисла тишина. — Ни фига себе! — ахнул наконец Жорка. — Светка... ты ж её убила!
Элька поднялась с земли не сразу. Только через несколько минут. Она смотрела то на своих подруг, то на Свету. Словно пыталась понять — как это, собственно, произошло?!
— Ну Светка и даёт! — выдохнула наконец Галька, впервые в жизни назвав Свету по имени. — Эль, а давай ей тёмную за это устроим? — Не надо, — неожиданно ответила Элька, — мы с колх... мы со Светкой теперь подружки. Дружить с теми, кто её изводил, Света не собиралась. Но из благоразумия не противоречила. Девочка понимала, что на вторую такую драку ни сил, ни смелости у неё не хватит. А если сейчас промолчать — трогать её больше не будут, Света это поняла каким-то шестым чувством. Вот только как защититься от мамы и отчима? В особенности от мамы? Как перестать быть жертвой?
Печально видеть, как меняется хороший добрый ребёнок. Но иначе не выжить...
Это да, законы в этом мире простые: или ты — или тебя. Этот мир, как пели в одной песне, придуман не нами.
ЦитатаStrayCat ()
Надеюсь, "маму" она накормит досыта.
Это будет, но ещё не скоро. Не в этой серии уж точно.
ЦитатаStrayCat ()
Да и Жорке пару раз по шее дать бы за трусость
Про него скажу лишь то, что мы ещё его увидим. А пока поехали дальше.
Приглашённые симы: Фэй Гаррис в роли врача.
Предупреждение: в данной серии присутствуют сцены употребления алкоголя и сексуального насилия. Поэтому напоминаю: рейтинг сериала 18+
Когда Свете исполнилось четырнадцать, Марк Иосифович потерял работу. — Нормальных специалистов не сокращают, — пилила его мама. — А и сокращают — так нормальные мужики куда-то нанимаются, что-то делают! Вон взять соседей наших, Каримовых: Айдар у них алкаш алкашом, а и то старается что-то в дом принести! Один ты как... Все люди — как люди, один ты как хрен на блюде! Но Марк будто не слышал. Каждый день он находил где-то бутылку водки (Света догадывалась, что деньги на выпивку он таскает из маминой заначки) и вырубался прямо за столом.
Света старалась не возвращаться домой как можно дольше. Бродила по заснеженным улицам — впрочем, старалась держаться там, где было больше фонарей. Но возвращаться всё-таки приходилось. Переодевшись, Света садилась к телевизору. Если мамы не было дома — отчим подсаживался к ней. И ощупывал её глазами. Света никогда не была кисейной барышней, и потому прекрасно понимала, что означают взгляды отчима. Взгляды, от которых она начинала чувствовать себя измазанной в навозе. И Света, не досмотрев очередную серию о непростой истории любви горячих мексиканцев, уходила в свою комнату.
Но однажды Марк Иосифович ввалился в комнату следом за ней. Он еле держался на ногах и распространял вокруг себя вонь перегара, смешанного с вонью давно немытого тела. — Ну ты это, Светунь, — еле выговорил он, — ну чо ты от меня бегаешь как не родная? Сколько лет под одной крышей живём — так давай, эта... ну, это самое... дружить?
Света вскочила с кровати: — Уйдите, Марк Иосифович... — Да какой я тебе, нахрен, Иосифович?! Просто Мариком зови, раз папой не хочешь! Марик я! Понятно? Просто Марик! И он попытался ущипнуть Свету за попу. — Уйдите! — взвизгнула Света. — Уйдите, я кричать буду! — Да мне пох, что ты там будешь, — ответил отчим. И схватил Свету. Как бы он ни был пьян, силы у него оставалось достаточно.
Было больно. Свете казалось, что её пробивают рукояткой от швабры. Или сажают на кол. Она пыталась вырываться, царапаться, несколько раз укусила Марка Иосифовича. Но тот, казалось, ничего не замечал. И силы оставили Свету. Она могла только бессильно плакать. — Вот и давно бы так, — довольно пыхтел Марк Иосифович. — Вот и ладно! А ты завтра приходи со школы пораньше, у нас времени будет побольше... Света только плюнула отчиму в лицо. Но он, казалось, этого не заметил.
* * * С тех пор отчим больше не приставал — но проблемы на этом не кончились. Наоборот, всё только начиналось. Через пару месяцев Свету начало тошнить по утрам. И она, конечно, поняла, в чём дело. Девушка долго размышляла, как же ей теперь быть. Рассказать маме? Бесполезно. Мама саму же Свету и обвинит. Да ещё и наговорит гадостей. Обращаться в милицию? А там скажут: а где ж ты, девочка, раньше была? И вообще, это дело семейное. Да и стыдно. Света представила, как сидит на стуле в прокуренном кабинете и рассказывает милиционерам о том, как отчим её изнасиловал — а милиционеры плотоядно ухмыляются. И видно, не прочь присоединиться к забаве...
Наутро Света вместо школы пошла в больницу. — Все вы так, — констатировала циничная врачиха. — Сперва гуляете, хвостом виляете, а потом спохватываетесь, когда уже поздно... Ну, приходи завтра с матерью. Да, и в милицию я сообщу. — Зачем... в милицию?! — ахнула Света. — Затем, что положено так! — отрезала врачиха. — Ты же несовершеннолетняя. Тебе хоть пятнадцать-то есть? — Мне четырнадцать... — Тем более! Потому я и говорю — обязана сообщить. И матери знать надо. По лицу Светы потекли слёзы.
— Вот только не надо мне тут трагедию мирового масштаба из этого делать, — поморщилась врачиха. — Не ты первая, не ты последняя. Ну, сорвали тебе пломбу, и чо? В наше время это не изъян... Вот что, девочка. Можно ни в милицию не сообщать, ни матери твоей. Только завтра ты мне деньги принесёшь. — За... за что деньги? — не поняла Света. — Не понимаешь? — фыркнула врачиха. — За операцию, за что ж ещё. — К-к-какую операцию?! Врачиха рассердилась: — Вот только дурочку из себя не строй! Не будешь же ты беременность сохранять, правильно? А ещё немного — и всё, ни один врач ни за какие бабки не возьмётся. А тогда уже, это уж будь уверена — всё наружу выйдет, когда у тебя брюхо на нос полезет. Чтоб завтра утром, к восьми, деньги принесла! И назвала сумму.
Где лежат деньги — Света прекрасно знала. Мама складывала их в книжном шкафу. Отчим периодически таскал оттуда на выпивку и сигареты. Мама знала, что он таскает. И он знал, что мама знает. Значит — мама подумает именно на Марка Иосифовича. Или на Лёвку... И поделом им обоим. Света открыла шкаф.
На следующее утро она вручила деньги врачихе.
Через несколько часов Света вышла из больницы на улицу. Было больно. В душе образовалась какая-то пустота, а в голове переплетались обрывки воспоминаний о том, что она повидала за эти часы. Палата, плач какой-то женщины. Белый кафель операционной. Лязг хирургических инструментов. Ощущения вторжения в неё чего-то чужеродного — примерно как тогда с отчимом, только в миллион раз хуже. Шёпот пожилой санитарки ("Бедненькая, что же ты так себя не уберегла-то?") И слова хирурга о том, что детей у неё может уже и не быть. Вероятность этого — где-то пятьдесят процентов...
В подъезде Света встретила соседку. Та лучилась счастьем: они с мужем снова ждали ребёнка... Всё это было слишком больно. И Света чуть не бегом убежала к себе.
Отчим сидел перед телевизором, где шёл какой-то очередной мексиканский сериал — то ли "Дикая Мария", то ли "Просто Роза тоже плачет". Был Марк Иосифович тихим — и, как ни странно, почти трезвым. — Света, прости, — сказал он, сам не знаю, что на меня тогда нашло. Пьян я был. Прости... — Бог простит, — равнодушно ответила Света. И ушла в свою комнату.
Сообщение отредактировал МистерХаммер - Понедельник, 20.06.2022, 16:04
Эх, девочка... деньги надо было забирать все без остатка. Делать аборт, а на оставшиеся нанимать киллера, тогда это было проще простого
Ну, как сказать. Даже тогда не у всех были выходы на киллеров. Тем более надо учесть, что Света была просто психологически растоптана.
ЦитатаStrayCat ()
Прощения он попросил, урод - надо же, как трогательно! Нет уж, не должно такого быть. Просто. Не. Должно.
Будучи папой двух классных девчонок, я полностью согласен: никакого прощения и оправдания ТАКОМУ быть не должно. Но без возмездия Марик не останется, и об этом прямо сейчас.
Выражаю искреннюю благодарность администрации парка «Мишуно Медоус» за разрешение отстроить концертную площадку и провести съёмку.
Приглашённые симы: Малькольм Ландграаб в роли Коли Ветрова.
Марк Иосифович Зельценберг умер неожиданно и как-то глупо. Перепив палёной водки, он отправился в ванную, наблевал кровью по всему полу, затем упал и ударился виском. Это и довершило дело. Света его и нашла.
Похороны были малолюдными и быстрыми. Марка Иосифовича нарядили в более-менее приличный костюм, который он не успел пропить, и уложили в самый дешёвый гроб, какой только могло предложить похоронное бюро. Не было ни венков, ни оркестра — всё это стоило безумно дорого. Не было и речей — некому было их произносить. Пришли всего несколько приятелей Марка Иосифовича — такие же, как он, в неопрятных татуировках (Света уже давно поняла, что за «работа» была у отчима в Заполярье), да пара маминых подруг... А лицо у Марка Иосифовича было умиротворённым.
Света не жалела отчима от слова совсем. Она так и не смогла забыть ощущение собственного бессилия. Стыд, когда грубые руки сорвали с неё трусики. Пыхтенье Марка Иосифовича, вонь потного тела... ощущение чужеродного предмета в ней, боль. А ещё она не могла забыть утреннюю тошноту, циничную врачиху, лязг хирургических инструментов, холодный кафель операционной. И слова хирурга: «Пятьдесят процентов за то, что детей у тебя уже не будет». Света понимала, что не забудет всего этого, даже если проживёт до ста лет. И конечно, дежурная фраза «прости, пьян был» — не могла всего этого искупить. Не могла. Поэтому, стоя у свежей могилы, Света ничего, кроме облегчения, не испытывала. Ей хотелось одного — поскорее вернуться домой.
Казалось, со смертью Марка Иосифовича закончилась чёрная полоса в Светиной жизни. Девушка вздохнула свободнее. Домой возвращалась уже без страха. Начала чувствовать себя увереннее. Даже походка у неё изменилась. И окружающие это почувствовали. Свете начал оказывать внимание Коля Ветров из параллельного класса.
Колю можно было назвать образцом джентльмена. Он постоянно дарил Свете цветы.
И никогда не позволял себе ничего лишнего. Не совал руки куда не следует, не пытался сорвать со Светы одежду. Свете это нравилось. После того, что сделал с нею отчим, Света полагала, что сумеет обойтись без этого до конца жизни. Максимум, что Коля позволял себе — это взять её за руку.
Они часто гуляли. В день проходили огромное количество километров, и согревались поцелуями прямо посреди улицы.
Или на скамейке в парке.
А когда становилось холодно — шли в кафе. — Помнишь, у Цоя строчка есть, «ребёнок, воспитанный жизнью за шкафом»? — спросила однажды Света. — Вот это про нас. Коля покачал головой: — Не, про нас — другое. Вот это, из Майка Науменко: «Мальчики и девочки ходят по улицам, надеясь неизвестно на что»...
После таких прогулок Света возвращалась домой как на крыльях. — Что это с тобой, Светка? — спросила однажды Тамара Павловна. — Влюбилась, что ли? По Марку Иосифовичу она не слишком убивалась. Света очень сомневалась, способна ли мама вообще горевать по ком бы то ни было. — Так я тебя спрашиваю, — повторила мама вопрос, — ты что — влюбилась? — Да нет, — неуклюже соврала Света, — мы просто дружим. Я ему с математикой помогаю. — Кому это ему? — Да Коля из параллельного класса. Мам, ты не думай, он хороший... — Ну смотри у меня, — нахмурилась Тамара Павловна, — чтоб ничего такого! Школу должна кончить чистая! А то ведь неизвестно, что люди скажут...
Больше всего на свете Света в этот моент хотела вскочить и закричать маме в лицо: «Да я уже не "чистая"! Не "чистая"! Твой Марк — знаешь, что он со мной сделал?!!» Ничего такого Света не крикнула. Потому что пришлось бы тогда рассказать и про всё остальное. И про аборт, и про украденные деньги. А что может наделать мама, услышав такое — нет, об этом Света и думать не желала. Поэтому она просто встала и сказала: — Пойду я, уроков много.
Однажды Коля пригласил Свету на концерт «Кар Мэн» — самой модной в то время группы. Света согласилась. Концерт, нкасмотря на зиму, проходил в парке, на открытой концертной площадке, которая называлась «Зелёный театр». — Ни фига себе! И не холодно им петь? — удивилась Света. — А они под фанеру, — рассмеялся Коля. — Сама посуди: ну невозможно так танцевать, как они — да при этом ещё и петь! Лемох с Титомиром, похоже, согревались собственными танцами. При этом они довольно убедительно открывали рот — и Света подумала, что насчёт фанеры Коля ошибся. «Лондон, гуд бай, ууу, Лондон, прощай, я здесь чужой»...
После концерта Света с Колей, слегка оглушённые, топали по улицам. Свету не оставляло ощущение прадника, который хоть и закончился, но оставил в душе и памяти яркий радужный след. Всё вокруг — многочисленные огни улиц, музыка из коммерческих ларьков, машины, яркая реклама — всё казалось Свете продолжением этого праздника. — Тьфу-ты, чёрт, — внезапно произнёс Коля, — кажется, я кошелёк потерял. А у меня там много чего... Света сочувственно вздохнула. — Мне теперь даже жетон на метро не купить, — сокрушённо продолжал Коля. — Как же я домой-то попаду? — А может, ко мне зайдём? — без всякой задней мысли предложила Света. — У меня этих жетонов — как конь наделал, дам тебе несколько штук. Заодно чаю попьём — хоть согреешься...
После чая Света с Колей переместились на диван в гостиной. Они сидели, болтали, иногда целовались. Внезапно открылась дверь, и вошла Тамара Павловна. Света сжалась. Вот сейчас мама устроит скандал... Но против ожидания, мама спокойно переоделась в домашнее, потом весело спросила: — Может, ребятки, чаю хотите? — Да нет, спасибо, — ответил Коля, — мне пора уже. Засиделся... Тамара Павловна засмеялась: — Ну и куда ты на ночь глядя пойдёшь? Оставайся у нас, я тебе в гостиной постелю. Родителям только позвони. — А их дома нету, — ответил Коля, — они в Питер уехали. Дядька мой женится, папин брат.
В этот вечер Света просто не узнавала маму. Тамара Павловна была необыкновенно любезна и весела, как... да как никогда, пожалуй. Расспрашивала Колю — как тот живёт, чем увлекается, кто его родители. Коля охотно отвечал, и вечер прошёл замечательно.
В какой-то момент, заглянув в ванную, Света увидела, как мама крутится перед зеркалом. — Дочка, я как, по-твоему? — спросила она. — Ничего ещё? Света в последнее время привыкла считать маму злобной мегерой. Но сегодня всё было слишком хорошо, и девушка ответила: — Ты очень красивая!
Наконец пришло время ложиться спать. Тамара Павловна, как и обещала, постелила Коле в гостиной и ушла в свою комнату. Света быстро переоделась в ванной (переодеваться при Лёвке и тем более при Коле она не могла) и тоже ушла к себе. В квартире воцарилась тишина. Среди ночи Света проснулась. И услышала доносящиеся из гостиной страстные стоны и вздохи. «Наверное, Коля эротику смотрит», — подумала Света. Она попыталась снова уснуть — но почувствовала, что ей нужно в туалет. Останавливало то, что идти придётся через гостиную. Вот спрашивается, что за архитектор придумал так, что самая большая комната в квартире — проходная?! Желание между тем стало нестерпимым. Света тихонько встала, решив, что постарается проскользнуть через гостиную как можно незаметнее... Увиденное заставило Свету замереть на пороге.
Ей захотелось крикнуть: «Как ты могла, мама?! Как ты могла?! А ты, Коля — как ты мог?! Предатели! Грязные предатели!!!»
Света ничего не крикнула. Тихонько она вернулась к себе и рухнула на стул. Уронила голову на руки и тихо заплакала.
Наутро Коли уже не было в квартире. Мама была по-прежнему весела, смеялась, шутила. Точно сбросила с себя какой-то тяжкий груз и теперь наслаждалась заслуженным отдыхом.
А вот Свете было не до веселья. Она никак не ожидала такого ни от любимого, ни тем более от мамы. И, что страшнее всего — она абсолютно не знала, что с этим делать.
Сообщение отредактировал МистерХаммер - Вторник, 21.06.2022, 12:07
Нет, я однозначно за то, что надо было подключать киллера.
Света просто до этого не додумалась. Она была психологически растоптана.
ЦитатаStrayCat ()
И есть такое ощущение, что женщина с бигуди (не хочу больше её никак называть) намеренно делает своей дочери только хуже. Будто вымещает обиду на бывшего мужа.
В одной из следующих серий она сама объяснит, почему это делает.
ЦитатаStrayCat ()
Кстати, если бы он поддерживал общение со Светой, может, и не случилось бы то, что случилось?
Обещаю: в финальной серии объяснится, почему он не давал о себе знать. Все "ружья" в конце обязательно выстрелят (помнишь же, как Чехов говорил про ружьё на сцене?)
ЦитатаStrayCat ()
Но Коля! Нет слов. Неужели в городе всё так плохо с молодыми девушками?
Нет, конечно. Но вот не устоял парень.
ЦитатаStrayCat ()
И что делать... ничего не делать. Радоваться, что не успела полностью довериться такому, кхм, "джентльмену".
Рано или поздно Света это поймёт. А сейчас новая серия.
Коля несколько раз пытался позвонить — но Света всякий раз бросала трубку, и вскоре он оставил свои попытки поговорить. Увидеться со Светой он не пытался. Света пыталась утешить себя тем, что на самом деле он её и не любил... но это слабо помогало. А в конце февраля пришла новая беда. Света в тот день только пришла домой и не успела даже переодеться в домашнее. Вернее, она бы успела — но в шкафу возилась мама. А говорить с мамой Свете хотелось меньше всего. До сих пор. Во-первых, было слишком больно, а во-вторых — зачем нарываться? Ожидая, пока мама освободит место у шкафа, Света от нечего делать болтала с Лёвкой.
Внезапно телефон взорвался беспрерывным междугородним звонком. — Кому это мы понадобились? — не оборачиваясь, спросила Тамара Павловна. — Возьмите трубку кто-нибудь. Света подошла к телефону. Услышанное повергло её в шок. Девушка положила трубку и бессмысленно уставилась в угол. — Ну чо там? — спросил подошёдший Лёвка. Не глядя ни на братишку, ни на мать, Света еле выговорила помертвевшими губами: — Тётя Даша звонила... бабушка умерла. Завтра похороны. — Я поехать не смогу, — не отрываясь от телевизора, сказала Тамара Павловна. — Мне как раз на завтра назначено, аренду надо продлять. И если я завтра не появлюсь — меня с точки моей вышвырнут.
— А я и вовсе никогда в жизни бабушку не видел, — добавил Лёвка.
Света только вздохнула: — Всё с вами ясно...
На станции Свету встретил дядя Боря с семьёй. — Гляди ты, как выросла, — сказал он, — не узнать...
Света порывисто обняла дядю — и заплакала. — Я же всё время хотела приехать, — всхлипывала она. — Всё время хотела... а не получалось... — Ну что ты, Светик, что ты, — отвечал дядя Боря, гладя племянницу по спине. — Не виновата ты ни в чём. Не виновата...
Бабушку вынесли из дома в полдень. На похороны пришли чуть ли не все жители деревни. Они столпились у гроба и начали вполголоса препираться — кому нести. Нужно было сначала отвезти бабушку в церковь на отпевание. Но тут выяснилось, что местный приходской поп с утра пьян в сосиску, и кто будет служить панихиду — непонятно.
Василиса Игнатьевна, наряженная в своё лучшее платье, лежала в гробу, безучастная ко всему. Ей уже было всё равно — отслужат ли по ней панихиду, или похоронят так, по светскому обычаю. А до Светиных ушей долетали обрывки разговоров: — А Томка даже проводить не приехала, надо же... — Да ей не до того, она теперь в городе большой начальницей стала. — Ври больше, балаболка...
Света стояла между дядей Борей и Юлей, слушая, что говорят деревенские жители. С одной стороны, она соглашалась с ними — было что-то очень неправильное в том, что мама не приехала проводить бабушку. А с другой стороны — девушка спрашивала себя: она-то сама как поступила бы в такой ситуации? Смогла бы она, Света, простить маме предательство?
* * *
После похорон и поминок Света вошла в дом, где когда-то провела четыре года — четыре счастливых года, как она понимала теперь. Возможно даже, четыре самых счастливых года своей жизни.
Всё было по-прежнему. Та же дровяная печка на кухне. Те же антикварные часы. В углу гостиной пылились кубики — те самые, которые когда-то сделал для Светы дядя Боря. А в другом углу сиротливо притулился горшок, на который бабушка когда-то сажала маленькую Свету... Горшок стал последней каплей. Света ушла в комнату, где когда-то спала. Не раздеваясь, рухнула на кровать лицом вниз, и долго плакала... А потом уснула.
И ей привиделось странное место — с неизвестными деревьями, розовыми скалами и тучами на небе. Света вспомнила — это самое место снилось ей в детстве. Но сейчас ей казалось, что она вовсе не спит.
А потом она услышала до боли знакомый голос: — Ну здравствуй, Светуля! Здравствуй, внученька! Спасибо, что приехала. Перед нею стояла бабушка. Живая. Словно ничего не случилось.
Света бросилась обнимать бабушку. И в этот миг ей подумалось: звонок тёти Даши и всё, что случилось потом — это как раз и был кошмарный сон. А то, что она сейчас была с бабушкой — это было явью. И даже странное место теперь не пугало Свету. — Э, не скажи, Светик, — засмеялась бабушка, словно услышав Светины мысли. — Что тут сон, что явь — это порой самый образованный человек не разберёт. Пойдём лучше прогуляемся?
Они неспешно пошли по поляне, освещённой неестественным розовым светом. — Большая ты выросла, Светланка, — говорила бабушка, — да красивая! Ну, рассказывай, как живёшь.
Света с бабушкой сели на какое-то бревно. Рассказывать Свете не хотелось. О чём рассказывать-то? О том, что мама её не любит — и, похоже, никогда не любила? О том, что отчим спьяну изнасиловал её? О том, что любимый её предал, да ещё с кем — с мамой! Об этом надо было рассказывать? Нет, как раз этого Свете не хотелось. Но Василиса Игнатьевна внимательно смотрела на неё.
И Света почти против своей воли начала рассказывать.
— Нелегко тебе пришлось, — сочувственно сказала бабушка, когда Света закончила рассказ. — И ведь это, похоже, только начало. — Ну вот, — вздохнула Света. — А я думала, ты меня утешишь... — Здесь утешения нет, — сказала Василиса Игнатьевна. — Поддержка есть, а утешения нет. Это разные вещи. Много на твою долю выпало — и ещё больше выпадет. Но если сумеешь простить — рано или поздно всё наладится. Не у тебя, так у детей твоих. — Врач мне сказал — пятьдесят процентов за то, что детей не будет... — Это он другие пятьдесят процентов не учёл. Дети будут — точнее, одна дочка у тебя будет. Вот только, если ты простить не сумеешь — твоя карма перейдёт на неё.
Они встали с бревна. Бабушка ещё раз посмотрела на Свету: — Ну всё, Светуля. Пора мне. — Подожди! — воскликнула Света. — Ты сама-то откуда всё знаешь? — Что — всё? — спросила Василиса Игнатьевна. — Ну, вот это — про карму, про дочку... Бабушка слегка улыбнулась: — Мне теперь много чего открылось — с тех пор, как... — С тех пор, как — что?! — не выдержала Света. — Так ты всё-таки умерла?! Василиса Игнатьевна строго сказала: — Запомни, Светик — смерти нет. Я всю жизнь географию с биологией преподавала, и потому верила, что смерть — это смерть, конец всему. Как видишь, ошиблась...
Света хотела спросить что-то ещё. На языке вертелись, мешая друг другу, множество вопросов. Есть ли рай и ад? Или просто нирвана? Или следующее воплощение? А что делать ей самой? Какие неприятности ещё ждут её, Свету Максимову? Но Света ничего не успела спросить. Бабушка повторила: — Мне пора. И, развернувшись, пошла прочь. Света долго смотрела ей вслед.
А потом она поняла, что осталась одна. Бабушка ушла. Света стояла одна на поляне, среди непонятных деревьев и розовых скал. Сквозь тучи прорывался свет — нет, не солнечный, а гораздо более тёплый... и в то же время жестокий.
Проснувшись, Света поняла, что лежит на кровати по-прежнему в куртке и берете. В доме было холодно. Света поплотнее застегнула куртку и прошла в гостиную. — Проснулась? — спросил дядя Боря. — Пойдём, чаю попьём. Света только кивнула.
Они сели на кухне. — Томка, конечно же, неправильно поступила, — вздохнул дядя Боря. — Но я её осуждать не буду — бог ей судья. И тебе судить — тоже не советую. Всё-таки Томка мне сестра, а тебе мама... Света вздрогнула. О чём это он? Откуда, спрашивается, дяде знать про их взаимоотношения, про всё прочее? Но потом она поняла: дядя всего-навсего имел в виду, что мама не приехала на похороны. — Я и отца твоего не сужу, — продолжал дядя. — А что ты про него знаешь? — вдруг спросила Света. — А ты сама — что про него знаешь? — ответил дядя Боря вопросом на вопрос. Света честно попыталась вспомнить. Но не получилось. В памяти всплывали только руки — сильные и ласковые. В доме не осталось ни одной фотографии отца — мама об этом позаботилась. Света отнюдь не была уверена, что узнает отца в лицо, если вдруг встретит его на улице. — Мало что знаю, — сказала она наконец. — Что отец лётчик. А ещё — то, что мама про него рассказывала... — Понятно, — усмехнулся дядя Боря, — можешь не продолжать. Тебе Томка небось наговорила, что отец упёртый в край? Света кивнула: — А ещё — что он эгоист и вообще сво... не самый лучший человек. — Она помолчала. — Мне кажется — мама меня ненавидит за то, что я на него похожа. Дядя Боря вздохнул: — Это Томка так видит. Так что кто из них двоих упёртый — это ещё вопрос... В отце твоём стержень есть. И в тебе он тоже есть. Не упёртость это, а твёрдость. Из-за этой самой твёрдости у меня с Валеркой отношения и не задались. Хотя я сам виноват. Хочешь, расскажу? Света кивнула.
— Было так, — начал дядя Боря. — Мама твоя тогда Валерку в дом привела — расписались-то они в городе, а потом сюда погостить приехали. А Валерка — он мужик такой, не терпит, если где-то что-то сломано. Смотрит — под навесом мотоцикл стоит, который деду твоему принадлежал. Валерка давай его тут же перебирать. И бабушке говорит: «Вот отремонтирую, мама, — а он её с самого начала мамой называть стал, — продадите по цене нового». А тут мы с Дашей приходим. Валерка от мотоцикла оторвался, поднимается и мне руку тянет: «Здравствуй, — говорит, — брат! Вот и породнились». А мы с ним уже давно были знакомы. Я смотрю — а руки у Валерки все в смазке. И вот я сдуру возьми да и брякни: ты бы, дескать, хоть руки сначала помыл. — А отец что? — спросила Света. — Он без слов ушёл, — ответил дядя Боря, — руки вымыл. Возвращается и закуривает. Я говорю: ну вот теперь здравствуй, брат. А Валерка на меня смотрит в упор и отвечает: «А вот теперь ты мне нахрен не нужен». И что тут скажешь? Я сам виноват, что так получилось. Есть люди, с которыми так можно — а есть, с которыми нельзя. Первые со вторыми соотносятся — примерно как десять к одному. Валерка как раз и оказался этим одним. Дядя Боря помолчал и закончил: — В тебе, Светка, тоже этот стержень есть. Ты, может, и сама не знаешь — но он есть, я ещё тогда в тебе это почуял, когда ты тут малявкой бесштанной бегала, с Юлькой моей на пару. С одной стороны — трудно с таким стержнем жить, а с другой — враги твои об него зубы и поломают. Главное, не растеряй это. Уверен, тебе бабушка то же самое сказала бы.
