Миронов приземлился на берегу озера, пошатнулся, но устоял. Каил выглядел значительно лучше, чем в прошлый раз, и не испытывал страха. Новая жизнь всё меньше его поражала: погони и путешествия чёрт знает куда сейчас казались обычным делом. Душевное равновесие нарушало одно событие – убийство человека. Каил помнил, как выстрелом подписал смертный приговор медику и даровал жизнь Спектре, а ведь мужчина лишь орудием в руках настоящего злодея и просто исполнял приказ. Тогда Миронов был уверен в правильности своего поступка, потому что враги заслуживают смерть. Сейчас он не знал, кто для него враг: чёрные медики, «Синтез» или роботы. – Ты в порядке? – наставница подошла к Каилу и внимательно заглянула в глаза. – Всё отлично. – Я рада, – Спектра довольно ухмыльнулась и отвесила звонкую пощёчину. Миронову показалась, что нижняя челюсть безнадёжно вывихнута. Недовольно посмотрев на Спектру, он дотронулся до подбородка и убедился в его невредимости. – За что? Каил сам знал ответ на вопрос, и ему не верилось, что он сегодня чуть не поцеловал Спектру. Игольчатый покров у наставницы колючее, чем у ежа, и ранит всех, кто жаждет близости. Миронов был психом, раз влюбился в человека, который скорее убьёт, чем приголубит, но ещё хуже, что Каил не хотел лечить безумие. Он видел в наставнице ускользающее от глаз других. Он видел женщину с изорванным, но сильным сердцем. – Ты ошибаешься, если думаешь, что можешь хватать меня за руку, когда тебе вздумается. Больше никогда ко мне не прикасайся! Спектра злилась, но объектом ненависти был не Миронов, а она сама. Наставница переживала, что в следующий раз никто не прервёт уединение, и случится непоправимое. Её душа хотела вопреки правилам и страхам сдаться в плен, в то время, как разум понимал всю опасность запретных отношений. Тело желало Каила, и от каждого прикосновения хотелось наброситься на Миронова, в порыве страсти разорвать на нём одежду, искусать, исцарапать… – Я думал, вы не против. – Ещё как против. Можешь хоть целиком облапать Тину, а меня оставь в покое! Душа наставницы кровоточила от мыслей, что он вернётся к бывшей, но это нормально – очередная жертва во имя «Синтеза», во имя войны. – Я ошибся. Извините, – он оставался спокойным. Лучшее, что он мог сделать – это принять её слова и не спорить. Он не хотел стать подобием Тины и опротиветь Спектре. Миронов понимал, что поторопил события, и готов проиграть бой, но не сдаться. Огонь в нём не угас – вспыхнул ярче, словно подлили керосина. – Ладно. То было недоразумение. Ты выпил, вот тебя и понесло на нежности, – для себя Спектра не нашла оправдания. – Вы правы, это недоразумение. Если бы она только понимала, как много значило «недоразумение» для Каила. Хорошо, что не ведала. Наставница успокоилась и была рада, что Миронов подтвердил мысль. Какая-то потаённая часть её души хотела, чтобы он сознался в чувствах и, быть может, она перестала ощущать себя одинокой. Хотя, Спектра одиночество рассматривала как свободу и дорожила им. Безопаснее оставаться к Каилу равнодушной. Увы, с эмоциями сложнее, чем с врагами из плоти и крови – чувства имеют препаршивое свойство воскресать даже после тысячного убийства. – Ну, рассказывай. Что на этот раз видел? – она села на корявое бревно у воды, прикрывая лицо от ветра. Её волосы походили на языки пламя, танцующие с ветром под луной. Каил хотел выложить всё, как на духу, но вспомнил предыдущую попытку сказать правду. – То же самое. Звёзды, шар, железных птиц. Ничего особенного, – Миронов не умел врать и повезло, что наставница сейчас не желала докапываться до правды. Он сел рядом, устремив взгляд вдаль. – А вы чем занимались без меня? – Думала, как попасть в Эдемион. – И как? Появились идеи? – Появились. Солдаты прилетят на бой с механиками, и мы обратно улетим с ними. Сейчас найдём высокое здание, сядем на крышу и будем высматривать вертолёт. – И сколько придётся ждать? День, два, полгода? Мы окоченеем раньше, чем он прилетит. – Сколько потребуется. Но ты можешь не ждать. Иди к своей Тине – всё равно от тебя никакого проку. Только мешаешь. – Ну, ждать – так ждать. Они посидели несколько минут возле озера и затем отправились на поиски высокого здания. Побродив около часа по улицам, они остановились подле единственной девятиэтажки в колонии. Здание рассекало небо и выглядело гигантом по сравнению с приземистыми двухъярусными домишками. В нём жили преуспевшие колонисты – иначе говоря, воры в законе. Отыскав на стене выцарапанный пароль к кодовому замку, они проникли в подъезд. Лифт не работал более пятидесяти лет из-за отсутствия электричества, и пришлось по лестнице подниматься на девятый этаж. Проход на крышу преграждала деревянная дверь, закрытая на замок. Миронов вспомнил, чему учили приятели не самой чистой репутации. Он несколько раз ударил ногой в районе замочной скважины, и старая древесина дала трещину. Звук удара не привлёк внимание – у жильцов предостаточно своих дел, и даже выстрел не выманил бы людей из квартир. Миновав лестницу в пять ступеней, они отворили ещё одну дверь и вышли на крышу.
С высоты мир виделся иным. Сонную колонию покрывал туман, и дома казались игрушечными, а звёзды близкими, но по-прежнему недосягаемыми. У Каила закружилась голова, и он сел на каменный блок посередине крыши. Спектра высоты не боялась и подошла близко к краю. Мир казался ей ничтожным, как и проблемы, душевные терзания. Она чувствовала себя свободной хищной птицей, которую никто не держал в клетке, и она вольна лететь в любые дали – туда, где нет войны и прогнивших людей. Вот только полёт для Спектры был бы одноразовым и не к солнцу. Ветер свистел, пронимал до дрожи озябшее тело. Наставница куталась в кожанку и держала открытыми слезящиеся от холода глаза. Она не хотела пропустить вертолёт, гул которого боялась не услышать из-за сильного ветра. Её подбадривала мысль о скором возвращении домой. В «Синтезе» всё встанет на круги своя, и впредь никакие чувства не потревожат душу. Там будет не до Каила. – Вы не замерзаете? – Миронов даже на расстоянии видел, как она дрожит. Ему тоже зябко, но он к холоду привык. Ночь тёплая, от силы минус тридцать градусов, а Каил и при более низкой температуре ожидал утро на улице. – Нет, всё отлично, – соврала Спектра, крепче обхватив себя руками. Она плохо переносила холод, что некстати в стране вечной зимы. Сейчас она всё отдала бы за чашку горячего чая. Миронов снял с себя пальто, подошёл к Спектре и накинул ей на плечи. Наставница схватила пальто за края, и закуталась в него, как в тёплое, мягкое одеяло. Каил, стоя за спиной, осторожно обнял её за плечи, чтобы согреть. Спектра была ледяной, как айсберг, и не оттолкнула Миронова. Он устремил взгляд вперёд, на заснеженную колонию с мельтешащими людьми-точками. Со Спектрой он забыл о страхе высоты и наслаждался моментом. Тонкий свитер не спасал от холода, но Каила это не волновало. Наставница рассеянно смотрела вдаль, погрузившись в мысли. С Мироновым она чувствовала себя спокойно, как будто он мог защитить от всего мира. С ним уютно, словно он не чужак. – Мне тут нравится. Видно колонию, в которой я вырос, – Каил желал рассказать о себе, обо всём, что пережил. Хотел, чтобы любимая знала его мысли, грёзы – он ей доверял и впервые за пять лет не боялся впустить человека в душу. – Удивительно, там прошла вся моя жизнь, улицы до боли родные, а я не хочу возвращаться. Да и мне некуда возвращаться, я ведь никому не нужен, по мне никто не скучает. Наверное, я не заслуживаю любви. Спектре знакомо ощущение, будто все бросили, оставили одну сражаться с целым миром. У неё нет тыла, в который можно вернуться после войны, поэтому она не мечтала о полном уничтожении механиков – тогда бы исчезла единственная причина жить. – Не говори так. Ты заслуживаешь любви даже больше, чем другие, – она положила голову на грудь Каилу. Казалось, чёрные тучи стали немного светлее, приобрели серо-голубой цвет с розовым оттенком вдали, который бывал только перед бурей. Снежинки срывались с неба и плавно опускались на землю, украшали волосы, дарили колонии запах свежести. Снег прятал под собой несовершенства мира. – Не заслуживаю. Я не всегда был таким, как сейчас. Жил без цели, искал счастье в женщинах, точное количество которых и не припомню. Был ничем не лучше тех лесорубов из трактира, – он прижал Спектру сильнее. С ней не страшно даже рухнуть вниз – главное, вместе. – Ты лучше них. Они – животные, которые никогда не осознают свою никчёмность. И я тебя понимаю. Когда-то я тоже пыталась найти счастье в мужчинах. Все, кто мог, уже осудили меня. – Я осуждать не стану. Если это приносило вам счастье, то хорошо. Человек должен быть счастлив – это единственная обязанность. – Я никогда не была счастлива, и мужики – последнее из того, что приносило радость, – она усмехнулась, вспоминая всех желающих сделать её счастливой. Утром у них это стремление куда-то исчезало, поэтому Спектра уходила до рассвета. – Вы никому не открывали душу? Не любили? – Любовь – это чушь. Знаешь, сколько раз я слышала любовные клятвы? Тысячу, не меньше. Так почему я всегда была одна? – Мало только услышать. Надо ещё и ответить. – Да кому нужна моя любовь? Мужчинам бы только засадить мне, да поглубже. Всем плевать на мои чувства. Раньше она ощущала себя котёнком, которого любят, пока он не доставляет неприятностей, а за царапину выкидывают обратно под дождь. Мужчины с ней только играли, хотели обладать как вещью, красивым аксессуаром. Теперь играла она. Избавлялась от мужчин прежде, чем успевала надоесть. – Не всем. Спектра подняла голову и встретилась с ним взглядом. Каил едва заметно улыбался. До ушей донёсся гул. Наставница устремила взгляд в небо и увидела вертолёт, который приземлился через несколько кварталов отсюда. Спектра радостно улыбнулась и, вернув Миронову пальто, спешно покинула крышу и вышла на улицу. Она быстро миновала три квартала, и, не дожидаясь Каила, забежала в подъезд хрущёвки, на которую приземлился вертолёт. Наставница боялась не успеть и обрадовалась, когда, открыв дверь на крышу, увидела знакомые лица. Грокс на пару с Касандром сражались с роботами и уже штук десять уложили. Из них вышла неплохая команда, и Спектра почувствовала обиду из-за того, что её с лёгкостью заменили. Она – лучшая, но Главного и посредственные солдаты устраивали. – Дай-ка мне оружие, – обратилась она к запасному бойцу, который прятался за каменным блоком. Он рад видеть Спектру, однако, не спешил делиться чипами. – Ну, в чём дело? – она желала поскорее оказаться в бою. Наставница скучала по адреналину, приходящему во время схватки с механиками. Он как наркотик. – Так это, не велено, – голос бойца дрожал. Паренёк опасался разгневать Спектру, но ещё сильнее боялся Главного, который отсечёт голову за неповиновение. – Что за хрень? Кем не велено? Я капитан, и я отдаю приказы. – Главным не велено. Многое изменилось. Вы пропали… и… ну это… вы больше не капитан. – Ну да, конечно. И кто ж, интересно, капитан? – Грокс. – Этот полудурок? Да ты шутишь, – она рассмеялась. – Чтоб Грокс, да капитан? У него ж мозгов, как у червяка. – Зря вы так про капитана… – Считай, твой новый капитан ушёл в отставку, потому что я вернулась. Отдавай оружие и проваливай. Боец замотал башкой, прикрывая лицо и отклоняясь от Спектры. Он не мог добровольно отдать оружие, иначе потом не сносить головы. Наставница выхватила у него из рук пистолет с чипами и не стала бить ущербного, который не уяснил с первого раза, кто его капитан. Она с наслаждением ринулась в бой, ощущая, что Каил перестал волновать, и чувства к нему будто испарились. Грокс и Касандр почти одновременно салютовали ей, не отвлекаясь от борьбы с роботами. Когда последний механик был отключён, наставница с Мироновым и остальными солдатами села в вертолёт. В пути она ответила на вопросы о том, где была и почему долго не возвращалась, однако, опустила подробности о встрече с Тиной. Она не хотела сеять панику среди бойцов, нервы которых и так на пределе. Многих пугала нынешняя ситуация: роботы становились сильнее и численность их росла на пару десятков в неделю, а в полку солдат не прибывало. Все понимали, что «Синтез» обречён, и оставалось ждать, когда роботы прорвутся в город.
Сообщение отредактировал AlexLexy - Воскресенье, 22.02.2015, 22:39
Спектра с таким воодушевлением рвется обратно в свою тюрьму... глупо отрицая, что на свободе, да с заинтересовавшим её юношей ей куда приятнее находиться.
Чувства её так сильно пугают, что она скорее вернётся в тюрьму, чем позволит себе влюбиться)
ЦитатаNikolette ()
Моменты на крыше просто волшебные - и в плане написания, и в плане оформления скринами.
Спасибо)) Старалась сделать момент именно таким)
ЦитатаNikolette ()
Чую, нахлебается Спектра по возвращении, ведь, судя по реакции бойцов, её уже "списали в расход"...
А Каилу то как нелегко будет... Главный наверняка захочет повторить эксперименты)
Настоятельно рекомендую прослушать прикреплённые аудиозаписи для большего погружения в атмосферу.
28 декабря. Утро Прошла неделя с тех пор, как Миронов вернулся в «Синтез». Главный трижды задавал однотипные вопросы, на которые Каил отвечал заученной ложью: утверждал, что и не думал о побеге, а завод самовольно покинул, потому что, не сумев прочитать мысли роботов, запаниковал. Он умалчивал о Тине, о храме механиков, о полёте к железным птицам, и надеялся, что Спектра не выдаст тайну. С наставницей не разговаривал на протяжении недели. По утрам в столовой встречался с ней взглядом, но любимая тут же скрывалась в коридоре. Миронов волновался за неё, скучал и время тянулось мучительно долго. Каждодневные тренировки не развеивали тоску, и он был готов лезть на стену, чтобы выбраться из клетки под названием «Синтез». Каил нещадно избивал грушу, когда в тренировочный зал вошёл Чистильщик. Поглядев на старания, смерч демонстративно зааплодировал: – Молодец, сильные бойцы нам нужны. – Не ради вас стараюсь. Миронов даже не посмотрел на мужчину и продолжил наносить удары. Внутри поселился зверь, злящийся из-за разлуки с любимой. Всю неделю кулаки чесались, и едва удавалось не ввязываться в драки. – Ради Спектры? Я видел, как ты на неё смотришь. Глупый мальчишка, нашёл в кого влюбиться! Ей никто не нужен, а ты тем более. – Сам знаю. Каил от досады ударил грушу, представив на её месте лицо Чистильщика. – Значит, тебя не расстроит, что Спектра больше не твоя наставница. Ты ей надоел, и она тебя бросила. Отдала мне на воспитание. Миронов остановился и посмотрел на мужчину, расплывшегося в ухмылке. На мгновенье показалось, что смерч ревнует Спектру. – Не верю. Она бы так не поступила. – Зря. Это в её стиле: наиграться и бросить. Можешь сам у неё спросить, – Чистильщик нарочно запнулся. – Ах да, она же тебя избегает. Каил подавил злость, не желая радовать этого гада. Мужчина гнусно, омерзительно, подло врал, ведь не могла наставница оставить, ещё и на попечение монстру. – Впрочем, я пришёл сказать, что с завтрашнего дня эксперименты продолжатся. Будешь читать мысли механиков. Снова и снова. Пока не получится. – Не хочу вас разочаровывать… Хотя нет, хочу. У меня никогда не получится прочитать мысли. Это же бред. Все знают, что у механиков нет мыслей. – Меня не обманешь. Ты либо сдохнешь, либо прочитаешь мысли! Меня устроит любой вариант. Мужчина покинул зал, и Каил с облегчением выдохнул. При разговоре с Чистильщиком казалось, будто смерть нежно шепчет на ушко и превращает кровь, бегущую по венам, в ледяной виски. Миронов, не раздумывая, направился в жилой отсек, где располагалась комната наставницы. Если Чистильщик не соврал, то можно хоть к чертям разнести «Синтез» и себя в придачу. Каил старался для Спектры, был готов изменить себя, предать себя, убить себя. Если она с лёгкостью выкинула его, как потрёпанную игрушку, то предыдущая неделя, даже месяц, не имели смысла. Чёртова борьба не имела смысла. Он подошёл к её двери и сперва робко постучал, но, когда ответа не последовало, отбросил стеснение и затарабанил. Миронов колотил около минуты, прежде чем отчаялся, и сел под дверью, обхватив голову руками. Ожидание было худшим из состояний – из-за него Каила посетили мысли про свою никчёмность и про безразличие любимой. Неужели, он ошибся, и все нежные взгляды наставницы, все улыбки были просто игрой?! Вдали коридора появилась Спектра. В строгом пиджаке чёрного цвета она выглядела, как капитан из стали: ледяной и неприступной. Она удивилась, заметив Миронова под своей дверью, и не стала избегать его: – Что ты здесь делаешь? – Вы отказались от меня? Это правда? Спектра не хотела оправдываться, но повелась на щенячий взгляд Каила и, недовольно поморщившись, открыла дверь. Она жестом пригласила парня зайти.
Каил изумился, увидев её обитель. Он думал, что у всех бойцов непримечательные комнаты с одной белоснежной кроватью, шкафом и тумбочкой, но Спектра явно исключение. «Синтез» умел быть благодарным и по достоинству отплачивал лучшим бойцам. Запах ванили, обволакивающий комнату, расслаблял и уносил тревоги. Стены покрывали багровые обои, а пол переливался золотом. Потолок зеркальный, и в нём отражалась вся комната. Посередине стояла массивная кровать викторианской эпохи с узорами на спинках, покрытая махровым одеялом. Изысканная люстра в классическом стиле тускло освещала комнату, отбрасывая тени от статуэток львов, которые красовались на столе. Стену украшала коллекция холодного оружия, находящаяся за стеклом. В неё входили и незамысловатые с виду ножи, и кинжалы с искусной гравировкой. На глаз Миронов прикинул, что экспонатов около ста. Из спальни вели три двери: одна преграждала путь в гардеробную, а другие отделяли от ванной и личного зала для тренировок. Каил и сам бы спешил вернуться в «Синтез», если бы предоставили подобное жилище. – Я так понимаю, Чистильщик не соврал. Что я сделал не так? Почему вы отказались от меня? – Дело не в тебе. Я не могла поступить иначе, но ты не поймёшь. Спектра суетливо подбирала слова, отведя глаза в сторону. Она не могла сказать правду. – Сколько же раз слышал эти фразы… Я только из-за вас вернулся в «Синтез», а вы не можете объяснить причину? Просто взяли и бросили, как надоевшую вещь? – Безопаснее, если меня не будет рядом. Каил усмехнулся. Очередная отговорка с налётом благих намерений. Если с кем и безопасно, то со Спектрой. – Дело в неудавшемся поцелуе? Будем честны, вы тоже этого хотели. Я не дурак, и всё вижу и чувствую. – Не хотела. Ты застал меня врасплох, вот и всё. Да, ты мне надоел, вот поэтому я от тебя отказалась! Ты глупый мальчишка и нам с тобой не по пути. Она прищурилась, но Каил не испугался. Он уже ничего не боялся, потому что всё, имеющие смысл, потерял. Слова Спектры приводили в ярость, он почти ненавидел её. Ложь, сплошная ложь и дурацкие причины. Если такова плата за преданность, то к чёрту хорошие манеры. – Хотя бы себе не ври, – Миронов медленно подошёл к ней, нарушая личное пространство. Он резко притянул её за талию. Сердцебиение наставницы ускорилось, она не отводила взгляд от Каила, глаза которого агрессивно-возбуждённо блестели. – Оттолкни меня или убей, если не прав. Мне уже всё равно. Спектра не могла и слова произнести. Тело, находясь во власти Миронова, откликалось на каждое прикосновение. Теперь он понимал, какое влияние над ней имеет, и, ухмыльнувшись, как мартовский кот, провёл рукой по её шее, вызвав на коже мурашки. Наставница прикрыла глаза, стараясь совладать с дыханием. Она должна сейчас же оттолкнуть парня, но всей душой хотела быть с ним, обнимать, целовать… Он запустил руку в её волосы, растрепав идеально собранный хвост. Сжал пряди в кулак и притянул к себе голову. Впился поцелуем в желанные губы и ощутил, что в комнате стало адски жарко. Сердце колотилось и, казалось, в любой миг остановится. Теперь Каил не собирался отступать. Даже если в комнату войдёт Главный или начнётся наводнение, он всё равно не отпрянет от уст. Наставница не смогла побороть соблазн и обхватила Миронова за шею, с силой прижимая к себе. Он подхватил любимую на руки, пронёс через всю комнату и кинул на мягкий диван, а сам расположился сверху. Сорвал с неё пиджак и швырнул на пол. Пуговицы звонко разлетелись по паркету. Спектра запустила руку под его майку, провела ногтями по спине, причиняя тянущуюся, приятную боль, и выгнулась под Каилом, чтобы быть как можно ближе к распалённому телу. Ей нравилось ощущать себя в его власти, хотя раньше не позволяла мужчинам быть сверху. Другие не пробуждали страсть, но с Мироновым в наставнице просыпалась нимфоманка. Она хотела отдаться ему, чтобы делал всё что угодно, лишь бы оставался рядом. Привязанность пугала её. Ещё никто не имел над ней столько власти. Миронов жадно осыпал поцелуями губы, шею, и напористо провёл рукой по талии, направляясь к застёжке от лифчика. – Стой, – наставница с трудом отстранилась от него. – Нам нельзя. Это против правил. – К чёрту правила. Он целовал подтянутый живот, заставляя её постанывать, и опускался ниже. – Уходи! Каил, недоумевая, посмотрел на Спектру. – Я не могу предать «Синтез», поэтому отказалась от тебя. И я не изменю своё решение, – она подняла с пола пиджак и накинула на плечи. Миронов вздохнул и облокотился о спинку дивана. В голове не умещалась слепая преданность организации. – Удивительно. Как можно быть невероятно смелой на войне, но такой трусихой в любви?! – Я ничего не боюсь. Просто я не способна любить даже себя. И дело тут не в страхе. – А в чём? – Ты никогда не будешь у меня на первом месте. Война и «Синтез» всегда будут важнее. Я десять лет потратила, чтобы выбиться в ряды лучших солдат, а с тобой мы знакомы всего месяц. Меня только восстановили в должности, и я не хочу напрасно рисковать. Ты для меня ничего не значишь. Она боялась, но, сознавшись в страхе, приняла бы свою слабость. Каил чувствовал, что любимая недоговаривает, и с трудом подавлял злость. Он ощущал себя беспомощным. Знал: никакие слова не изменят решение наставницы, не изменят её характер. Спектра оставалась одна не из-за того, что не встретила нужного человека, а потому что быть с кем-то противоречило её сущности. – Ну, я не удивлён. Вы правда хотите, чтобы я ушёл? Она не желала отпускать Миронова, но отгородить его от себя единственное правильное решение. Спектра испытывала душевную боль и хотя бы поэтому должна оказаться достаточно сильной, чтобы дать ему уйти. Если он останется, то умрёт и её погубит, а ради страсти не стоит отдавать жизнь. – Да, хочу. Если хоть что-то ко мне чувствуешь, то, пожалуйста, не ищи встречи. Забудь, что мы вообще знакомы.
В ином времени мы были бы как одно целое, В другом месте наши жизни бы только начались. Мы ходим под солнцем, мы лежим под звёздами, Мы рождаемся на Земле - и вот, кто мы есть. Так не должно было случиться, но вот, кто мы есть.
Растраченные впустую годы миновали так медленно Без связи с моей единственной. Конец близок, одинокий по определению; Есть ли здесь кто-нибудь, кто мог бы показать мне?
Ты не веришь в космос, Ты не веришь в свет, Ты не веришь, что всё на свете вне твоего могущества. Мы пересекаем небо и дно океана, Мы никуда не идем и мы никогда нигде не были. Этого не должно было случиться. Мы не те, кто мы есть.
Растраченные впустую годы миновали так медленно Без связи с моей единственной. Я не смогу жить, если тебя не будет рядом - Любовь не вписывается в теорию. Конец близок, одинокий по определению; Есть ли здесь кто-нибудь, кто мог бы показать мне?
Миронову будто в сердце всадили копьё с ядовитым наконечником. Он хотел остаться рядом со Спектрой, но не устраивало быть одним из сотни бойцов, ничего незначащих для неё. Каил, не попрощавшись, покинул комнату. Всё сказано, и он чувствовал себя разбитым. Мир будто взорвался, и красота превратилась в пепел. Не увидеть больше Спектру – вот, чего Миронов боялся. Не увидеть больше Спектру – вот, чего хотел. Он оставался сильным, ведь механики рассчитывают на него, но даже спасение жизней сейчас казалось пустым. Миронов не мог быть в «Синтезе». Он заскочил к себе в комнату и, надев джинсы, свитер и чёрную кожаную куртку, пришёл в гараж. Залез в багажник автомобиля, на котором бойцы через полчаса собирались ехать в колонию, чтобы зачистить завод от останков роботов. Когда машина двинулась с места, Каил почувствовал боль в груди – на душу словно уронили булыжник, мешающий дышать. Он хотел быть рядом со Спектрой, но не мог. Оставшись, опротивел бы ей навязчивостью и запомнился, как один из надоедливых мужиков. Спустя час, автомобиль затормозил, и бойцы скрылись за дверьми завода. Миронов подождал пять минут, затем вылез из багажника и направился в сторону колонии. Одиночество невыносимо. В прошлый раз он шёл по дороге с наставницей – каждое деревце, каждый камень напоминал о любимой. Её призрак ступал по пятам и пробуждал воспоминания о днях, когда не всё было потеряно. Тогда Каила наполняли надежды, а сейчас не осталось ничего, кроме убийственной пустоты. Он не заметил, как пришёл к знакомым улицам колонии. Миронов ненавидел здесь всякую щепку, букашку и без угрызения совести сжёг бы «чистилище» к чертям. Каил выделялся на фоне падших – он словно ангел, но с дьявольски злым взглядом. Он шёл против толпы, не различая грязных и уродливых лиц. Люди задевали плечами, бесстыдно толкали, но Миронов продолжал идти. Посередине улицы колонисты словно зажали в тиски, и он хотел взвыть от ненависти к колонии, к людям и к своей жизни. Каил растолкал «животных» и вырвался из стада, скрывшись в подворотне. Из толпы, оставшейся позади, доносились мерзкий смех, плач, сбивчивая речь, напоминающая кудахтанье. Голова разрывалась от шума, и Миронов погрузился в себя, продолжая брести в забвении. Он пришёл к истлевшему дому. Каил сюда часто прибегал в детстве, когда искал уединения от внешнего мира. Миронов со скрипом открыл дверь, придерживая за створки. Здание сохранило спустя десятилетия запах дыма. Если загробная жизнь существовала, то здесь призраки каждую ночь устраивали карнавал, незримый для глаз живых людей. В детстве Каил слышал голоса – шёпот, похожий на шум ветра, и боялся оставаться в доме на ночь. Он помнил рассказы о пожаре. Двадцать лет назад здесь погибли шестнадцать колонистов, которые не сумели выбраться из комнат и задохнулись от дыма. Их тела настолько обуглились, что родные матери не смогли опознать, и останки похоронили в братской могиле. Примостившись в углу подле окна, Каил принялся ждать. Клонило в сон, но парень не смыкал глаз и наблюдал, как день перетекает в ночь. Миронов почти отчаялся, когда открылась дверь, и в комнату вошла Тина. Она вскинула брови и расплылась в улыбке, но, заметив, что Каил находится в убитом состоянии, насторожилась. – Что случилось? – бывшая села рядом и всматривалась в глаза. – Всё нормально. Мне просто некуда идти. Тина обняла Миронова, желая утешить. Он не оттолкнул девушку и почувствовал себя виноватым перед ней. Оказалось, боль отверженного не забывается быстро, а с каждым днём терзает сильнее. В голове поселяется вопрос: почему именно я, за что? И ответа нет. – Прости. Прости, что бросил тебя, ничего не объяснив. Ты не заслужила этого. – Глупенький, я давно тебя простила, – Тина улыбнулась. – Ты совсем замёрз. Пойдём к нам. Обещаю, медики не причинят вреда. – Ты правда знаешь, кто я и почему связан с механиками? Бывшая кивнула. – Пойдём.
Сообщение отредактировал AlexLexy - Воскресенье, 22.02.2015, 22:43
Я прочитала и так была ошеломлена, что не смогла сразу отписаться.
Я и сейчас с трудом собираю мысли в кучу. Ну, во-первых: наконец-то этот долгожданный поцелуй, да еще какой, сколько страсти! Такое волнение, накал, а потом неожиданный облом.
Но больше всего меня потряс эпизод с Тиной. Они объединятся для спасения Механиков? Или не только для этого - будет ли Каил искать утешения в ее объятьях?
А Спектра ведь прогнала Каила не только потому, что боится отношений? Кажется, тут что-то еще...
Ну, во-первых: наконец-то этот долгожданный поцелуй, да еще какой, сколько страсти! Такое волнение, накал, а потом неожиданный облом.
Жалко Каила, он ведь так этого ждал.
ЦитатаЯ-Счастливая ()
Но больше всего меня потряс эпизод с Тиной. Они объединятся для спасения Механиков? Или не только для этого - будет ли Каил искать утешения в ее объятьях?
Время покажет. На данный момент Каил думает только о спасении механиков, ведь это последняя цель в жизни, которая у него осталась. Но Тина вряд ли не будет пытаться соблазнить Каила.
ЦитатаЯ-Счастливая ()
А Спектра ведь прогнала Каила не только потому, что боится отношений? Кажется, тут что-то еще...
Да, есть что-то ещё, и об этом чуть позже станет известно.
