Уравнение с четырьмя неизвестными - Страница 26 - Форум, посвященный играм The Sims 4,3,2,1

— Вот только не надо изображать обиженную сторону! В понедельник ты сказала, что между вами ничего нет. А в четверг ты опускаешь глазки и мямлишь «это Таир, мой коллега». Если у вас ничего нет, зачем ты оправдывалась? Если у вас ничего нет, почему мы просто не попили чаю? Если у вас ничего нет, почему ты набросилась на меня чуть не с кулаками, проверяя, не подрался ли я с ним?
— У нас ничего нет, — соврала я.
— Да? — Таир состроил удивленное лицо, — ну да, хорошо. Тогда пойдем в туалет!
— Что?
— Пойдем в туалет и займемся сексом! Я тебя хочу, ты считаешь меня годным в постели, тебя ничего не ограничивает. Пойдем?
Черт тебя подери, Агаларов!
— Пойдем! — выкрикнула я ему в лицо.
Он схватил меня за руку и поволок в туалет. Минуту спустя мы оказались в тесной кабинке. Между нами проскакивали молнии, но это были не молнии желания, а скорее молнии злости. Я уселась на унитаз и расстегнула молнию у него на джинсах.
— Э, нет! Не надо! Нам будет хорошо обоим, ты не отделаешься минетом, даже не думай! Ты хочешь мне что-то доказать? Доказывай!
— Да ради бога! — я распахнула свою кофту, продолжая с ненавистью глядеть ему в глаза.
Таир запустил ладони мне под лифчик, поцеловал меня страстно, даже грубо. Адреналин бушевал у меня в крови. Руки и губы Таира, его тяжелое дыхание, его злость, моя злость… Я почувствовала, как твердеют соски под жесткими ладонями. Почувствовала, как желание захлестывает меня. Я ответила, ответила так же страстно и грубо, укусила его губу, вогнала ногти в его спину, и услышала хрип, почти рычание. Он молчал. Все происходило в полной тишине, разбавляемой только тяжелым хриплым дыханием и влажными звуками поцелуев. Он не сказал ни слова, пока страстно и уверенно ласкал меня, пока его руки стаскивали мои джинсы, пока он хватал меня и прижимал спиной к стене. И когда его член вошел в меня, я чуть не заорала от удовольствия. В абсолютном молчании он двигался так, что мне казалось, что он проткнет меня насквозь. Я хотела было сама что-нибудь сказать, но он не дал мне такой возможности. Его рот не выпускал меня ни на секунду. Он заполнил меня всю, я слышала только ритмичные удары, только стук своего сердца, только наэлектризованную до предела тишину. С каждым ударом я как будто поднималась над полом, как будто растворялась, исчезала Вера, эстетка и актриса, а ее место занимала Ника, сумасшедшая самка, желающая только этого, только силы и страсти, только Таира, завоевателя Таира, каменный член которого был мне сейчас дороже всех песен мира. Он запустил пальцы мне в волосы и сжал кулак. Я запрокинула голову и застонала от боли, или от кайфа, не знаю. Я застонала и выгнулась дугой, чувствуя, как взрывается вселенная, и я умираю от потрясающего оргазма. И тогда он сказал первое слово. Это слово было «Раз!» И он снова накрыл мой рот своим и продолжил гонку, не обращая ни малейшего внимания на мои слабые шевеления, призванные обозначить, что я уже и что теперь он, пусть он… Черт, тридцать секунд. Может минута. Ровно столько ему понадобилось, чтобы я снова кончила. Я кончила второй раз подряд без малейшей дополнительной атрибутики, только от мощного движения внутри, только от поцелуев, почти укусов, которыми он награждал меня. И тогда он сказал второе слово, и, черт возьми его и всех его предков, это слово было «Два!». Меня захлестнула просто таки ярость. Заволокло кровавой пеленой. Если бы он так крепко не держал меня, я бы его покалечила, наверное, уж точно порвала бы на лоскуты ногтями и зубами. Но он держал меня железными пальцами, держал и, чтоб я сдохла, трахал, как ни в чем не бывало. И на волне этой ярости я кончила еще раз. Уже не так громогласно, как первые два, но честное слово, это был оргазм, и вполне годный. Я дернулась, мои губы освободились, и я немедленно прошипела ему на ухо:
— С-с-сука, только попробуй!
— Три… — простонал он, и я поняла, что он догоняет меня, что он кончает. И это его финишное движение… черт, еще секунда, и было бы «четыре», мне кажется.
Черт… черт возьми… Таир… что это сейчас было со мной? Конница Тамерлана? Конан-варвар? Всего лишь Таир Агаларов? Отвечает Александр Друзь. Я не знаю ответа.
Он прижал меня к себе и сел на унитаз. И я сверху, сжимающая его бедра своими. И так мы и сидели, шумно дыша и держась друг за друга, около минуты.
— Сука… твою мать… Агаларов… ты… я… почему ты раньше так не делал, а?
— Повода не было. Не вставай.
— Если это сейчас было доказательство, что у меня отношения с музыкантом, то ты доказал. Ради такого доказательства я готова на любые теоремы, Таир.
— Помолчи. И не вставай.
Еще минуту длилось неведомое мне нечто, происходящее с Таиром. Я очень старалась не вникать, что именно с ним происходит. Очень старалась. Честное слово. Не видеть, как он кусает губу, как он сжимает кулаки и снова разжимает. Не чувствовать исходящих от него волн. Не понимать. Не понимать. Не…
— Ника, нам нужно поговорить.
Черт.
— Ты не наговорился?
— Где твой телефон? Позвони ему сейчас и скажи. И поедем покупать кольцо. Да, еще… старшего сына я хочу назвать Теймуразом, а остальных сама назовешь. Где телефон?
— Пошел на хрен, Птица, — просто сказала я, и дернулась встать, но он вцепился в меня железной хваткой.
— Не называй меня так. Меня зовут Таир. Ты можешь послать меня ко всем хренам, но я не хочу, чтобы ты называла меня этой собачьей кличкой. Я слишком люблю тебя, Ника. Имей уважение к этому факту.
— Прекрати это, Таир. Прекрати! — я почти кричала, — Это просто секс. Просто секс. Никакой любви. Ни с кем. Никогда. Никогда, слышишь? Отвали от меня! Пусти! Я хочу уйти!
— Нет! Хватит! Достаточно с меня! Я не собираюсь больше… я не хочу больше этого всего! Этих твоих игр, этих выборов, этого музыканта, чтоб он подох, извращенки, чтоб ее порвало, всего этого! Я не хочу! Мне нужно знать! Отвечай сейчас! Я люблю тебя и хочу быть с тобой всегда! Ты выйдешь за меня замуж, Вероника Романова?

Я онемела. Черт возьми, зачем я только пошла в этот проклятый туалет? Кому и что я хотела доказать? Кто проклял меня? Кто наказал этим невозможным, идиотским вопросом? Этим выбором между нереальным сказочным Каминским и реальным живым Таиром? Я не могу выбрать. Не могу. Не могу.

Вероника Агаларова… хороший дом, дети, шашлык на даче по выходным, уютные вечерние разговоры про работу и проблемы в детском саду, абсолютная уверенность в завтрашнем дне… а также опущенные в пол глаза, грозное «потому, что я так сказал!», ленивое «сделай сама, Никеша, это женская работа…», однозначное «я думаю, тебе это не подходит! Моя жена не должна…»…

Вероника Каминская… звезды над Ластовкой, мучительное ожидание, сумасшедшие поклонницы, ночные звонки, песни про ветер… и общее, все то общее, что между нами: театр, музыка, страсть… и нежное «люблю больше жизни, маленькая!», и негромкое «мама устала, давай не будем ее трогать полчаса? Пойдем, я лучше покажу тебе, как варить суп…» и главное «а давай вместе? Это должно быть интересно…»

Я встала, Таир больше не удерживал меня. Я привела себя в порядок, оделась и присела перед сидящим на унитазе Таиром на корточки, чтобы посмотреть ему в лицо.
— Таир, я не выйду за тебя замуж. Потому, что люблю Каминского. Прости, что обманула твои ожидания. И спасибо, что доказал мне.

Сны и сновидения
— Давай, вали, я занят, вали уже! — а из глубины квартиры девичий голос «Владик, ты скоро?»
— Влад… я думала…
— Чем ты думала? Тупая курица! — болезненный толчок жесткой ладони в плечо, — Вали, я говорю, завтра придешь!
И дверь перед моим носом захлопнулась. Я почувствовала, как у меня разбилось сердце. По-настоящему разбилось, на кусочки. Было так больно, что я заорала. И проснулась.

Влад крепко держал меня и целовал в висок. Сон. Это просто сон. Мне приснилось.
— Это сон, маленькая, просто сон, каким бы ужасным он ни был, — и теплые губы прикоснулись к моим векам, — я его прогоню, всё хорошо, ты со мной…
— Влад, — прохрипела я и вцепилась в него так, что, кажется, сделала ему больно, — Влад…Влад…
— Да, меня так зовут, и я здесь, всё хорошо, всё…
Господи, это сон, просто сон. Кошмар. Ужас.
— Владка, мне приснилось, что ты… что я пришла к Диме, а у него телка и он меня прогоняет, а я… Но самое страшное, что я пришла к Диме, а прогонял меня ты, понимаешь? У меня сердце разбилось во сне. Натурально разбилось, даже со звоном, — прошептала-прохрипела я ему в шею.
— Это сон. Сон разума рождает чудовищ. Всё прошло, ты не спишь, ты со мной, белочка. Хочешь сигарету? Или воды?
— Сигарету. Прямо сюда принеси, пожалуйста. Прости, я разбудила тебя, прости…
Влад дотянулся до своих джинсов, небрежно брошенных на пол несколько часов назад, когда мы приехали из «Роджера» и набросились друг на друга, как маньяки. В кармане джинсов он нашел сигареты и зажигалку, прикурил и подал мне одну.
— Покури мои, не хочу искать твои сейчас, — сказал он и снова крепко прижал меня к себе.
— Спасибо, мой родной, — всхлипнула я.
— Нет, только не слезы, прошу тебя! Давай, я тебя развеселю? Давай, я расскажу тебе…про Галку Землякову, хочешь? Галка пришла в «Роджер»…
— Я не плачу. И про Галку не хочу. Скажи, что любишь меня.
— Люблю больше жизни. Люблю тебя. А ты?
— И я люблю тебя. Не могу даже во сне видеть, как… я чуть не умерла сейчас. Мне приснилось, что ты — как он. И я чуть не умерла, понимаешь?
— Понимаю. Сбей пепел. Как его фамилия?
— Чья?
— Этого урода. Димы.
— Зачем тебе?
— Просто скажи. Хочу знать.
— Кравцов. А что?
— Ничего. Давай бычок. Я только выброшу окурки и вернусь. Подождешь меня?
— Нет, сбегу с бродячим цирком! Всё, Влад, не делай трагедии. Ты классно вывел меня из транса. Я проснулась, всё нормально. Возвращайся скорее.
Он вернулся, и мы снова обнялись, свернулись в хитрый узел, поза называется «объятия вперемешку». Он гладил меня и тихонько напевал что-то медленное и тягучее, что-то на английском, от чего я уплывала-уплывала и уплыла.

Я переоделась, вымыла руки и пошла в гостиную, где Влад играл на гитаре. Странно, он встретил меня в коридоре, поцеловал и молча ушел в гостиную. Молчащий Каминский. Мне уже не по себе.
Влад сидел на диване и играл. Рядом с ним лежал пульт. Я посмотрела на своего мужчину пристально, и мне стало еще страшнее. Губы сжаты, брови сдвинуты.
— Что-то случилось? Милый, что?
— У меня для тебя кое-что есть. Надеюсь, тебе понравится. Должно понравиться. Садись.
Я села. Влад нажал на кнопку. Телевизор включился.
Камера дрожит, видно плоховато. На экране Каминский, сидит в машине, за рулем, в зубах сигарета, пальцы сжимают руль. Голос Кота:
— Влад, может, ну его на хер? Это криминал, брат…
— Снимай и не лезь. Просто снимай, Кот.
Влад распахивает дверь и выскакивает из машины. Кот, который снимает на камеру телефона, тоже выходит из машины и идет за Владом.
Кусок какого-то двора, детская площадка, вечер, а может ночь – никого нет, только фонари и голые ветки деревьев. Голос Влада:
— Вот он, сука. Снимай, Кот. И не лезь. Ты понял? Не лезь!
Голос Кота:
— Ладно, брат, твои дела, я поснимаю…
Какой-то парень выходит под фонарь, камера прыгает, Влад быстро приближается к парню. Голос Влада:
— Эй, пассажир, слышь! Ты, ты, стой. Слышь, ты — Кравцов?
Камера приближается, становится виден парень. И я с ужасом понимаю, что это он. Дима.
— А? что? — слышу я его голос. Бархатный голос. Вокал.
— Я спрашиваю, ты — Кравцов?
— Ну, допустим, а что?
Влад почти без размаха бьет его в лицо. Диму отбрасывает от удара и он несколько мгновений ловит равновесие. Слышен шепот Кота: «Блин, ну ёпрст…», а Влад тем временем подскакивает ближе и наносит Диме еще несколько ударов. Дима мешком падает на асфальт и начинает орать:
— А-а-а! какого хера?
— С-с-сука, — шипит Влад и бьет его ногой по ребрам, — падла, тварь ублюдочная! Что, с мужиком драться не так интересно, а? вставай, мразь! Вставай, мы только начали! — хватает Диму за одежду и вздергивает вверх, заставляя подняться, — вставай, сука, будем выяснять, какого хера. Нн-а! — и впечатывает кулак Диме под дых. Дима хекает и снова валится на асфальт, сворачивается в позу зародыша и часто дышит. Влад отходит от него на шаг. Сейчас камера почти не дрожит и можно разглядеть лицо Влада, белое от ненависти, губы сжаты в нитку, глаза сощурены, кулаки сжаты.
— Слушай сюда, тварь! Я пришел тебя убивать за то, что ты сделал Нике Романовой.
— Кому? Кого? За что?
— Ника Романова. Помнишь, кто это? Лучше тебе вспомнить, сука!
— Ника, да…я помню…Ника… но… при чем тут она?
— Ты, сволочь, сломал девчонке психику. Покуражился над ней и выбросил, как ненужную игрушку. Попользовался, как хотел, да, герой, сука?! Я тебя сейчас в асфальт вкопаю за это, мразь! За Нику Романову и ее слезы. Молись, если умеешь! — и снова ударил Диму ногой, раз, потом еще раз. Всякий раз Дима дергается от ударов и тоненько вскрикивает.
— Вставай. Счас у тебя будет новогоднее обращение президента, мудак, и лучше будет, если ты будешь убедителен! Брат, морду его крупно!
Кот наводит камеру на окровавленное лицо Димы. Глаза его расширены, губы дрожат, и все лицо выражает безграничный страх. Голос Влада:
— Давай, говори.
— Что? Что? — лепечет Дима.
— Что хочешь. Последнее слово. Говори с Никой. Так, чтобы я тебя пожалел и не грохнул. Убедительно, сука! — в кадре появляется рука Влада, и сильно пинает Диму в спину. Кравцов валится на колени, камера опускается следом за ним. Видно, что Диму бьет дрожь. Ему должно быть страшно до истерики. Я так думаю.
— Ника, — блеет Дима и поднимает полные ужаса глаза на камеру, — Ника, пожалуйста! Ника, умоляю тебя! Не убивайте меня! Я… я... Я не знал… не думал… не хотел… Ника…пожалуйста, пожалуйста! Прости меня, прости, я умоляю, Ника! Ника!
Голос Влада, холодный, как лед и совершенно спокойный:
— На каком инструменте ты играешь, мразь?
Дима дергается, как от удара, и переводит глаза на Влада:
— Что?
— На каком инструменте ты играешь? Ну?
— На фортепьяно, — блеет Дима.
— Клади правую руку на бордюр, сука.
— Что?
— На бордюр. Руку клади. И пальцы растопырь. Быстро, нах!
— Нет, пожалуйста, нет! — Дима визжит, как свинья на бойне. Влад хватает его и заставляет лечь на асфальт и положить руку на бордюр.
— Брат, снимай хорошо, снимай его морду, — распоряжается Влад в сторону Кота и я вижу, как он наступает каблуком на пальцы Кравцова. Дима орет и дергается, пытается отобрать руку. Влад давит.
— В следующий раз я сломаю тебе пальцы, ублюдок. Каждый палец на каждой руке. Медленно, по очереди. А ты будешь в это время объясняться мне в любви. Я найду каждую твою женщину, сука, и спрошу ее. И если хоть одна пожалуется на тебя, я приду и сломаю тебе пальцы. Ты понял?
— Да, да…пожалуйста, не надо… ааааа… — подвывает Дима.
— Ты, тварь, не стоишь того, чтоб об тебя мараться. Ты дерьмо, а не человек. Мешок с дерьмом. Ника, он просто мешок с дерьмом. И всё. Всё, брат, выключай камеру. Всё…

Экран погас. Я закрыла лицо руками. Влад неподвижно сидел рядом. Секунд десять. Или больше. Я слышала этот голос. Это «Ника, пожалуйста, пожалуйста…». Видела эти сопли и слезы, кровь и судороги. Боль. Месть. Расплату. Мешок с дерьмом, а не человек. Властный и непреклонный господин, сломавший девчонке психику, на деле оказался просто мешком с дерьмом.
Я повернулась к Владу и посмотрела на него. Очень серьезное, напряженное лицо. Ледяные омуты смотрят с надеждой. Я погладила его по щеке и сказала:
— Спасибо. Спасибо тебе.
Влад взял мою руку и поцеловал ладонь. Я только теперь увидела припухшие костяшки на его руках. Я потянула его руку к себе и поцеловала эти костяшки:
— Я не знаю, что сказать. Что бы я ни сказала, это не передаст того, что я чувствую. Я… очень тебе благодарна. Я люблю тебя, Каминский.
Лицо Влада расслабляется. Он весь расслабляется, пружина внутри него разжимается:
— Я люблю тебя, Ника. Иди ко мне, — и он привлек меня к себе, заключил в кольцо его рук, придавил, прижал, наполнил мой мир запахом полыни и сигарет, спокойствием и радостью, чувством защищенности. Это самое сладкое чувство, чувство, что он здесь и что он меня защитит. Влад… мой Каа… я попыталась не плакать, и мне почти удалось. Чтобы не плакать, я стала его целовать. Куда придется — в грудь, в шею, в нарисованного на бицепсе дракона… и он стал целовать меня. Очень скоро наши губы встретились, и я почувствовала мед его рта. Огонь его губ. Сахар его языка. Поцелуй, уводящий на облака.
— У тебя во рту весь мед мира, любимый, — прошептала я, не прерывая поцелуя.
— Вера-а-а, — простонал-пропел он в мои губы, — Ника-а-а… радость моя, жизнь моя…
И не смотря на весь пафос и всю отвратительную сладость этого диалога, я им наслаждалась. Мы целовались минут пятнадцать, и Влад не делал больше ничего. Только целовал. Только прижимал к себе. Это было удивительно. Пятнадцати минут ему вполне хватило бы, чтобы я кончила, а может быть, чтобы мы кончили вместе. Но он не пытался заняться со мной любовью. Только целовал. Кайфово как. Такое удовольствие. Такое острое удовольствие. Я хочу еще. Хочу всего остального!
— Пойдем в постель, Влад. Я хочу всё остальное. Небо в алмазах. Кончать с тобой. Давать тебе и брать у тебя. Чтобы ты любил меня. Пойдем в постель.
— Пойдем, маленькая, — и он взял меня на руки и понес в спальню, — я покажу тебе небо в алмазах. Буду брать тебя так, чтобы ты наслаждалась. Буду любить тебя, пока ты не устанешь кончать. Пока небо не рухнет. Пока ты со мной, я буду любить тебя. Всегда. Всегда… — и он опустился на меня, раздвигая своими бедрами мои колени, и он вошел в меня так, что я взвыла от удовольствия, и он стал двигаться так, что я почти задохнулась… Самая лучшая поза – миссионерская. Водопад светлых волос и ледяные омуты его глаз надо мной. И я могу трогать его спину и плечи, и грудь, и проводить пальцами по вздувшимся мышцам на его руках. И я могу упереть пятки в постель и выгнуться навстречу ему, помогая ему войти глубже, показывая, как мне нравится быть с ним, давать ему. И я могу обхватить его ногами, прижать к себе, держать крепко, не отпускать, запереть его в себе. И я могу просунуть руку между нашими телами и ощутить, как входит в меня его член. И я могу целовать его в губы, сколько захочу. Лучшая поза — миссионерская...
— Люблю так, — прошептала я, — когда ты сверху. Классика. Кайф.
— И я люблю так, — ответил Влад, и поцеловал меня, — потому что можно целоваться. Впрочем, я люблю и по-другому, — и он выскользнул из моих объятий и ловко повернул меня на бок. Еще секунда и он снова внутри и движения его стали резче, и темп ускорился, а пальцы скользнули вдоль моего живота ниже, ниже…
— Вла-а-ад, — простонала я, чувствуя, что сейчас взорвусь.
— Тебе нравится? Нравится? — прохрипел он мне в ухо.
— Да-а-а… — простонала я из последних сил.
— Скажи, как тебе нравится, Вера…— черт, как ему удается говорить? Когда я дышать не могу, когда я сейчас взорвусь, когда меня сейчас унесет, утопит оргазм, и, могу поклясться, его тоже, потому что я чувствую, как его трясет, как он сжимает меня, как он вбивает свой член в самую глубь, в самую глубину, в самую суть вещей…
— Я… — стараюсь я сделать, как он хочет, — тащусь… от тебя… ка..а..мин..ссссссс…. аааааа!
И всё. Больше я уже ничего не могу сказать. Потому что… потому. Я улетаю. И я чувствую, как он кончает в меня. Чувствую каждой клеточкой тела. Чувствую и кайфую.
— О боже, ты чертов болтун, ты меня убьешь Влад, — прошептала я, когда волна схлынула и дыхание слегка выровнялось.
— Я так не думаю, — промурлыкал он, целуя мою шею, — я думаю, ты кончаешь ярче, когда мы разговариваем, маленькая. Я знаю, как слова играют во время секса. Поэтому я болтаю, поэтому ты мне отвечаешь и поэтому нам так хорошо. Думаю, без слов будет хуже, честное слово, — и он накрыл мою грудь своими ладонями, пропустил соски между пальцами и слегка сжал.
— Ладно. Можешь и дальше болтать, сказочник Каа, — улыбнулась я, — пусти, я пойду, помоюсь.
— Я с тобой, — сказал Влад, и, конечно, не пошевелился.
— Ты, может, там и останешься? И в ванну не пойдем? — пошутила я.
— Я бы с удовольствием. Я бы там и остался. И уснул в тебе. И проснулся в тебе. Это было бы здорово, — Влад погладил меня еще, — но ты же зануда, тебе нужно все смыть, еще футболку надеть и никаких экспериментов, да?
— Хорошенькие эксперименты! — я уже откровенно ржала,— Всё, пойдем, пойдем.
Еще через несколько минут мы улеглись в кровать и обнялись.
— Будешь спать? — спросил Влад.
— Буду. А ты?
— И я буду. Почитаю полчаса и усну. И ты спи.
— Хорошо. Посплю.— И я действительно вскоре уснула. И…

…Кнопка звонка проваливается под пальцем. «Динь-динь!»
Дверь открывается.
— Привет, мышка, привет, — говорит Влад и целует меня. Я сплю и вижу сон.