Страсть...Как часто мы теряем голову от этого испепеляющего чувства...И что делать, когда на карту поставлено все: положение в свете, богатство, собственная совесть. Откажется ли графиня от привелегий и титулов ради любви к другу детства или рассудок возьмет верх над порывами сердца? Ответы можно найти лишь на страницах сериала, пройдя по историческим дебрям того времени. Желаю удачного путешествия в прекрасный 18 век!
Иногда закрадывается смутное чувство, будто читаю Википедию
В моем сериале будет много исторических фактов, взятых далеко не из Вики. Она рядом не стояла. Основной упор в тексте на историческую достоверность и соответствие времени: поступков, интерьеров, одежды. Не всем это по душе, но я заранее предупреждаю. Я люблю такое читать и писать соответственно.
Глава4.Новая жизнь.
Сразу после свадьбы Оболонские отбыли за границу и пробыли там несколько месяцев. По возвращении Галина Григорьевна пожелала спать с мужем в раздельных комнатах, сославшись на его храп. Борис Михайлович не возражал. Они поселились в противоположных концах дома. Встречались супруги лишь в столовой. - Мы приглашены к Разумовским, - сказал граф, стараясь совладать с омлетом. - И…? – вопросительно посмотрела на него жена.
- Я взял на себя смелость заказать вам новое платье. Надеюсь, вы понимаете, что ваши прежние наряды слишком скромны, как для Петербурга, так и для статуса замужней дамы. Коей вы теперь являетесь. К тому же, думаю, несколько украшений также не будут лишними. Галина Григорьевна была в ярости: -И долго вы собираетесь наряжать меня словно куклу?! Вам мало моего жуткого подвенечного платья? Борис Михайлович горько усмехнулся: - Жуткого. Да половина Петербурга сбилась с ног в поисках модистки, способной сшить нечто подобное! А вторая мечтает о таком атласе для подвенечных платьев дочерей! Оболонская смутилась. Ей было неловко перед мужем. Как она могла ему объяснить, что самое роскошное платье Петербурга она бы променяла на скромный наряд из бабушкиного сундука?! - И что же вы заказали? Я имею в виду платье. Опять столь же дорогое и шокирующее? В голосе жены не было ни злости, ни гнева. Она искренне интересовалась своим нарядом. Графа удивила перемена в настроении жены.
-Ну, думаю, что одно дело заказать такое платье к свадьбе. Ведь данное событие бывает раз в жизни. И уж совсем другое дело прием у Разумовских. Я – человек не бедный, но вряд ли такие затраты мне под силу. После пары приемов мы пойдем просить милостыню на паперти. Галина Григорьевна покраснела до кончиков ушей, представив, какую сумму смогла вытребовать мачеха на свадебное платье. - Вы так и не признаетесь о его стоимости? – кротко спросила она.
- Нет. Ужасно другое: оно вам не понравилось. - О нет, - горячо убеждала Галина Григорьевна мужа, - оно прекрасно. Слишком прекрасно, а я не люблю внимания к своей персоне… Борим Михайлович, искренне, рассмеялся. - Вам придется привыкать. Графине Оболонской вряд ли удастся избежать внимания света. - Так какое оно? – не унималась Галина Григорьевна.
Появление графини Оболонской шокировало настолько, что в зале воцарилась гробовая тишина. Даже Разумовская не сразу нашла слова для приветствия. Все рассматривали очередной шедевр швейного искусства. Сегодня она была в платье более свойственном сложившейся моде в Петербурге. Крой не был экстравагантен. Можно сказать обычное платье на панье, если бы не ткань и кружево. Оно было сшито из парчи светло- зеленого цвета, которая искрилась и переливалась в свете от горящих свечей. Белое кружево, использованное в отделке, было замысловатого плетения. Лишь императрица однажды была в платье, отделанном похожими кружевами.
- Похоже граф Оболонский потерял рассудок от прелестей жены и решил пустить себя по миру,- шепнул Воронцов спутнику. Стоявшие рядом дамы, приглушенно хихикнули.
Разумовская поприветствовала вновь прибывших гостей, и все присутствующие вернулись к прежним разговорам и делам. Только изредка дамы бросали заинтересованные взгляды на Оболонскую. В конце концов, Лопухина не выдержала и подошла к графине. - Галина Григорьевна, если вы не скажете, где раздобыли кружева, я просто умру. Честное слово. Пожалейте моих детей. Это было сказано так искренне и незамысловато, что Галина Григорьевна растерялась. - Я не знаю…- проговорила она. Прежде, чем Лопухина что-то успела ответить, их окружили другие дамы. Они на перебой стали задавать вопросы о платье и портнихе, его сшившей.
Так сама того, не желая, Оболонская оказалась центром всеобщего внимания. Каждое ее появление сопровождалось фурором. Одни ненавидели и завидовали, другие восхищались. Но никто не оставался равнодушным к ее персоне. Быть незаметной не получилось. Оставалось лишь соответствовать ожиданиям. Пришлось интересоваться модой, тканями, кружевами, перьями, нитками, драгоценностями и прическами. Ей не хотелось вновь попасть в столь неловкое положение, как на приеме у Разумовских. Жизнь потекла своим чередом. Одни приемы и премьеры сменяли другие. То, что восхищало вначале, теперь казалось бездушным, безликим и чужим. Все дома были на один манер в своей роскошности. Все окружающие мало отличались в своем притворстве и неискренности. Хотелось домашнего тепла и уюта, а от всей этой вычурности и лицемерия веяло лишь ледяным холодом. В огромных домах было еще более одиноко и тоскливо.
Сообщение отредактировал sestra - Вторник, 20.08.2013, 20:24
Каждое ее появление сопровождалось фурором. Одни ненавидели и завидовали, другие восхищались. Но никто не оставался равнодушным к ее персоне. Быть незаметной не получилось. Оставалось лишь соответствовать ожиданиям. Пришлось интересоваться модой, тканями, кружевами, перьями, нитками, драгоценностями и прическами. Ей не хотелось вновь попасть в столь неловкое положение, как на приеме у Разумовских. Жизнь потекла своим чередом. Одни приемы и премьеры сменяли другие. То, что восхищало вначале, теперь казалось бездушным, безликим и чужим. Все дома были на один манер в своей роскошности. Все окружающие мало отличались в своем притворстве и неискренности. Хотелось домашнего тепла и уюта, а от всей этой вычурности и лицемерия веяло лишь ледяным холодом. В огромных домах было еще более одиноко и тоскливо.
Мне очень понравился этот абзац, он выгодно отличается от остального текста. Так быстро появляются серии, что я даже не успеваю их читать и отписываться. Но это радует!
Вот этого я ждала. Конечно, и без того понятно, о какой эпохе идет речь, но всё же приятно увидеть это воочию. А текст с каждой последующей серией становится лучше! Так держать! Если и дальше серии будут появляться в таком же темпе, то выспаться мне сегодня не удастся TS2. Династия БерринтонСимы для TS2
Сообщение отредактировал Я-Счастливая - Четверг, 28.03.2013, 23:33
«Очередной прием. Как это скучно. Все те же лица, глупые разговоры, пустые досужие сплетни»,- думала Галина Григорьевна. Первое очарование светской жизнью и Петербургом давно кануло в небытие. Ее уже не занимали многочисленные однообразные приемы с одними и теми же действующими лицами. Придворные балы в Петербурге, как правило, были скучны. Но посещать их было необходимо. Это были официальные мероприятия. Чопорность и сдержанность являлись визитными карточками подобных приемов. Кроме императорской семьи на балы собирались тысячи важных гостей самых именитых фамилий России. Среди них были придворные чины, дипломаты, знатные иностранцы, чиновники высших четырех классов «Табеля о рангах». А так как Борис Михайлович относился к этим самым чиновникам высших рангов, то графине приходилось насиловать себя присутствием на душно-тесных мероприятиях. Она прошла через залу, где мужчины играли в карты. В толпе шептались: -Граф Волконский проигрался сегодня в пух и прах.
Оболонская миновала дам, которые еле слышно обсуждали: -Нет, вы не правы. Платья англикер скоро войдут в моду. Если бы не запрет императора…* Завидев Оболонскую, дама осеклась на полуслове и так испуганно покосилась в сторону Галины Григорьевны, что графине стало неловко, и она поспешила удалиться в бальную залу. **
В данной комнате от частого пребывания ей был знаком каждый подсвечник, каждая завитушка на стенах. Под самым потолком располагался балкон, где удобно разместился оркестр во главе с дирижером. Возле императора мельтешил церемониймейстер, пытаясь угодить его высочеству. Все это было скучно и так знакомо: пресмыкающиеся подданные, набравшие в рот воды, и властный Павел, забавлявшийся страхом придворных особ. Она тяжело вздохнула, подняла глаза, и в этот момент ее внимание привлек высокий, широкоплечий, статный офицер, стоявший у окна. Галина Григорьевна знала, что на придворные балы обязаны ездить гвардейские офицеры – по два человека от каждого полка. Офицеры приглашались как партнеры по танцам. Посему она решила, что «несчастный» приглашен в качестве развлечения знатным дамам. «Интересно. Хоть одно новое лицо среди «серой массы» петербургского общества», - подумала Оболонская.
Подойти было неправильно. Согласно этикету он должен был пригласить графиню на танец. Поэтому Галина Григорьевна издали, украдкой наблюдала за заинтересовавшей ее личностью, моля в душе: «Только бы он оказался моим партнером по менуэту!». Вдруг офицер обернулся. Дыхание перехватило. Она сделала над собой усилие и глубоко вдохнула. «Нет. Показалось. Какая глупость. Право же»,- она улыбалась собственной буйной фантазии. В голове все смешалось. Ей нужно на воздух. «Нельзя дать повод говорить о себе», - внушала Галина Григорьевна своему рассудку. Оказавшись в саду, она почувствовала себя лучше. Было довольно холодно, а ее туфельки не предполагали долгого хождения по мокрому снегу. Так же, как и бальный наряд не предназначался для весенних прогулок. По телу побежали мурашки, и она поежилась от холода. В этот момент Оболонская услышала приближающиеся шаги. Сердце снова бешено заколотилось. Она увидела… Сашку. Он стоял прямо перед ней на расстоянии вытянутой руки. Сделав реверанс, Александр Иванович произнес: -Добрый вечер, графиня. Мне кажется, погода не располагает к прогулкам.
Официальный тон, которым это было сказано, внес еще больше сумбура в мысли Галины Григорьевны. Ком подступил к горлу. Ей стало трудно дышать и невыносимо хотелось плакать. Потому она сухо проговорила: - Кажется, мы не представлены друг другу… - Александр Иванович ФарОнов, - перебил он ее, - мы были несколько знакомы в юности. Но, думаю, вы, вряд ли, помните. Ей хотелось сказать, что она ничего не забыла, что ей так не хватало Сашки. Сердце бешено колотилось в ушах. Графине стоило огромных усилий просто стоять рядом, не то, что подыскивать нужные слова и поддерживать светскую беседу. Наконец, совладав с собой, она как можно более непринужденно пошутила: - Ну, вы же знаете цену девичьей памяти. Он в упор посмотрел на графиню. Галина Григорьевна отвела глаза. - Вы недавно в Петербурге? – спросила она, лишь бы что-то сказать. Александр Иванович молчал. Пауза затянулась. Они стояли друг напротив друга и старались не встретиться взглядом.
Фаронов тяжело вздохнул: - Я не ожидал ничего иного. Вы здорово играете свою роль согласно положению. Я более не обеспокою вас. Он развернулся, чтобы уйти. В этот момент Оболонская интуитивно схватила его за руку.
Александр Иванович вопросительно посмотрел на нее. Больше не было сил играть свою роль. Она забыла об условностях, об осторожности. На глаза навернулись слезы. Галина Григорьевна и сама не помнила, как оказалась в знакомых объятьях. - Сашка, - шептала она, пряча лицо, уткнувшись ему в плечо. Фаронов нежно гладил ее волосы. Стучащие от холода зубы вернули к реальности. Она резко отстранилась и пошла прочь: к дому. Он нагнал ее возле замерзшего фонтана и схватил за руку: - Постой… Увидев взгляд графини, он осекся на полуслове. Она глядела на орден на его груди. - Святой Георгий, - проговорила Галина Григорьевна в задумчивости
Только сейчас до нее дошел смысл присутствия Сашки на этом приеме. Ему пожаловали дворянство.*** -Галина Григорьевна, где вы? - услышала она обеспокоенный голос мужа. - Мы принимаем по вторникам и будем вам рады, - сказала она на прощанье.
Борис Михайлович находился в скверном расположении духа. - Вы хотите непременно слечь от воспаления легких? - спросил он раздраженно, протягивая меховую накидку. -Мы уезжаем, - заявил он безапелляционно. - Так скоро? Почему?- удивилась Оболонская,- Неужели из-за моей маленькой прогулки? - Мне сказали вам дурно. Княжна видела, как… Она перебила мужа: - Похоже, других тем кроме моего здоровья сегодня не нашлось, - негодовала графиня, - Это единственная причина? Граф пробурчал в ответ: -Нет. Я проигрался и не хочу увенчивать сумму долга. К тому же Его Величество сегодня в прескверном расположении духа. Не хотелось бы мне попасть под горячую руку. Галина Григорьевна видела, что муж взволнован и крайне обеспокоен. -Борис Михайлович! Бога ради. Что случилось то? – всерьез всполошилась Оболонская. -Ничего страшного, ангел мой, - сказал граф своим мягким и вкрадчивым голосом, он употреблял всегда этот тон, когда желал успокоить «Галеньку». А затем, зная натуру жены не угомониться, «не докопавшись» до истины, сдался и, понизив голос, прошептал: - Его Величество только, что «любезно» сообщил министру Баварии, что он – «скотина»…
______________________________________________________________________________________________ *Павел жуткий приверженец моды времен своей матери Екатерины II в 1797 году издал указ, запрещающий дамам появляться в нарядах так называемого стиля «англикер», мода на который господствовала в то время в Европе. **За подобные разговоры можно было и в Сибирь отправиться, тем более, что Павел не особо церемонился с подданными и презирал дворянство, как класс. ***Орден Святого Георгия давался только за особые отличия в сражениях. Орден имел четыре степени. Низшая 4-я степень: малый крест в петлице или на колодке, который носился на груди. Награждён мог быть любой офицер, то есть, начиная с чина прапорщика (соответствовал XIV классу по Табели о рангах при Екатерине II). Согласно Табели о рангах I чин низшего XIV класса в военной службе прапорщик давал право на потомственное дворянство.
Сообщение отредактировал sestra - Вторник, 20.08.2013, 20:23
Все было давно готово к встрече гостей. Галина Григорьевна сидела перед зеркалом в платье, сшитом по последнему слову моды. Сменился век, и закончилась эпоха платьев с тяжелыми конструкциями, расширяющими бедра. Во Франции в моду давно вошли платья, нежно струящиеся по фигуре, слегка подхваченные лентой под грудью. Этот стиль назывался «англикер», так как впервые появился в Англии. Но в России существовал запрет императора на ношение таких платьев. Два дня назад Павла не стало. А потому сегодня Оболонская могла позволить себе достать из сундука одно из таких платьев, заказанное еще до введения запрета в 1797 году. Она привыкла блистать, а финансы мужа и его щедрость позволяли носить самые роскошные и немыслимые новинки в мире моды. Можно сказать, что в Петербурге именно Галина Григорьевна была ее законодательницей. Если не Оболонская, то кто решится первой нарушить глупый запрет?! Ведь наряды, в которых графиня появлялась на своих приемах в четверг, молниеносно и многократно копировались с незначительными изменениями. Часто ее это раздражало, но не сегодня. Графине хотелось перемен. Она желала избавиться от старомодных и непрактичных платьев времен Екатерины. Единственное о чем Оболонская сожалела, что это платье скоро пополнит гардероб прислуги или отправится в сундук до лучших времен: пока о нем не забудут. Она вздохнула: «Жаль. Определенно я больше его не надену. Сегодня оно станет притчей во языцех. И уже менее чем через неделю меня окружат копии этого наряда.» Она думала о платье, о том, что ее, яко бы, расстраивает необходимость дальнейшего прощания с дорогой вещью. На самом деле волнение и мысли были связаны с абсолютно другим объектом.
Ее беспокоили совсем другие события. Она боялась признаться себе, насколько была шокирована присвоением дворянства Сашке. Это было невозможно, но случилось. Галина Григорьевна старалась не думать, за какие заслуги можно получить Святого Георгия. Ясно было одно: Сашка рисковал жизнью и чудом выжил. Теперь он был ей ровней, а дети Фаронова имели право на дворянство. Она не могла понять, почему это имело значение. Ведь присвоение дворянства не сулит получение несметных богатств, а награждение Георгием дает право лишь на пенсию в размере 100 рублей в год.* - Боже о чем я думаю…- она покраснела до кончиков ушей. -Даже, если сегодня он придет, это ничего не изменит. Я замужем, и сей факт невозможно исправить, - внушала она себе, нервно меряя будуар.
Галина Григорьевна услышала звук подъезжающей кареты. Он внушил графине спокойствие. - Все будет, как всегда. Этот вторник ничем не отличается от прочих, -сказала она, глядя в зеркало, и спустилась вниз. Вечер был ничем не примечателен, Александр Иванович не приехал. Он не удостоил своим визитом ни в этот вторник, ни в последующие два. Показавшись лишь на миг, как солнце из-за туч, Сашка снова исчез. Галина Григорьевна безрезультатно искала его глазами на многочисленных приемах. Пыталась, не привлекая внимания, выяснить хоть что-то о новоиспеченном дворянине. Но, казалось, неожиданное пополнение петербургского общества никого не занимало. Лишь княгиня Милославская заявила: -Скоро всех холопов в дворяне переведут. Кто ж тогда на полях работать будет?!
Реакция была предсказуема. Дворянство ревностно относилось к пополнению своих рядов, не желая расширять круг «избранных». Окончательно отчаявшись, что-то разузнать, Оболонская встретила Александра Ивановича в антракте на премьере новой оперы в сопровождении Голицыной и ее дочери.
Хотя встречей это было назвать сложно. Всего лишь один короткий взгляд. Лишь мгновение. Но какое…
У Галины Григорьевны было ощущение, словно этот взгляд прожег насквозь. Все тело горело, щеки пылали. Мысли спутались. Остро защемило в груди: « Голицына…Самая завидная невеста Петербурга!» Вдруг стало плевать на условности и правила. Хотелось рыдать, броситься ему на шею и…бежать прочь.
Оболонская стремительно покинула театр. Вдогонку она услышала растеряный голос мужа: -Галина Григорьевна, милая, куда же вы?
В толпе послышались удивленные перешептывания, связанные с ее именем.
____________________________________________________________________________________________ * Награждение Святым Георгием 4-ой степени давало право на получение пенсии 100 рублей в год.
Сообщение отредактировал sestra - Суббота, 30.03.2013, 22:55
Вернувшись домой, Галина Григорьевна предупредила горничную, что видеть никого не желает и изволит отойти ко сну, и заперлась в своей комнате. Но вот выполнить обещание, данное прислуге, оказалось совсем непросто. В голове с бешеной скоростью проносились мысли, воспоминания. Чувство доселе незнакомое мешало дышать, словно тысячи невидимых тисков сжали графиню в мертвой хватке. Ей не хватало воздуха. Сердце бешено колотилось. Щеки пылали. Ярость, злость, ненависть. Она удивлялась самой себе, ведь подобные чувства Галина Григорьевна никогда и ни к кому не испытывала. Даже к собственной мачехе, несмотря на все ее козни. Оболонская никогда не таила обиду и злобу на жену отца. Да, она могла осерчать и даже повздорить в силу взрывного характера. Но уже через пару часов была готова просить прощения и «подставить другую щеку», как велела Библия. Сейчас же она ненавидела совершенно незнакомое юное создание. Желала ей всего самого жуткого лишь за то, что она могла вот так открыто общаться с ее Сашкой и даже выйти за него замуж, если того пожелает. Зависть, жгучая зависть отравляла существование Оболонской и мешала ей уснуть. Борясь с ужасным и постыдным чувством, Галина Григорьевна потеряла счет прочтенным молитвам. Но покоя, также как и сна, древние псалмы графине не принесли. Так она и пролежала всю ночь, изучая узоры на потолке.
Оставшись в театре один после непонятного и поспешного бегства супруги, Борис Михайлович решил игнорировать насмешливые взгляды и сделать вид, что ничего необычного не произошло. После антракта он вернулся в свою ложу и досмотрел совершенно неинтересную оперу до конца, все время мысленно отсчитывая мгновения до конца спектакля. Ему стоило больших трудов изобразить вальяжность и размеренность по окончании представления. Он не спеша оделся и проследовал к стоявшим возле театра экипажам. Мысленно он готов был лететь домой лишь бы скорее узнать, что за оказия приключилась с любимой Галенькой. Но давать очередной повод для досужих сплетен Борису Михайловичу не хотелось. Итак, сегодня они уже оскандалились. Приехав домой, он узнал от прислуги, что жена его решила почивать и видеть никого не желает. Все ночь граф решал головоломки, прикидывая так и эдак, что послужило причиной странного поведения всегда сдержанной в проявлении чувств супруги. Борис Михайлович очень походил на Ваньку - встаньку, ибо он то ложился в постель, то вскакивал и начинал бесцельно бродить по комнате. В одной из озвученных позиций графа и застал рассвет, коего он жаждал дождаться. Для приличия он еще пару часов побродил по спальне прежде чем отправился в покои жены. Какого же было удивление Бориса Михайловича, когда он узнал, что супруга его уехала из дома засветло навестить своих воспитанников.
С первыми лучами солнца Оболонская почувствовала острую необходимость очиститься от скверны, а потому поспешила посетить своих учеников.
Она преподавала музыку сиротам в приюте для беспризорных детей. Галина Григорьевна была убеждена, что именно музыка способна привить высокие духовные и нравственные качества любому человеку, не зависимо от происхождения. Сегодня же она особо нуждалась в общении с ее «» маленькими ангелочками», как она их называла, и с матушкой Серафимой. К тому же ей совсем не хотелось объясняться с мужем, а разговора было не избежать останься она дома. Оболонская была к нему совсем не готова. День прошел на удивление спокойно. Умиротворение, что не смогли внушить графине молитвы, снизошло на нее после занятия музыкой. Светлые и чистые голоса детей, которым аккомпанировала Галина Григорьевна на пианино, вытесняли все дурное из души, сердца, памяти.
Да и слова матушки о любви к ближнему, сказанные без осуждения, но с добротой возымели действие. Именно благодаря выше озвученным обстоятельствам, вернувшись домой, графиня пребывала в состоянии вселенской любви и неземного спокойствия. В этом расположении духа графиню и застал муж, спустившись в гостиную. Увидев ее, Борис Михайлович решил не упускать случая, объясниться. Потому поспешил подойти к жене, взял за руку и безапелляционно заявил: -Галенька, нам надо поговорить.
Сообщение отредактировал sestra - Пятница, 05.04.2013, 19:46
Интересно, что же скажет графиня в свое оправдание? Кстати, среди описания чувств Галины много слов, но ни разу - ревность. А ведь это именно она...? TS2. Династия БерринтонСимы для TS2
Сообщение отредактировал Я-Счастливая - Пятница, 05.04.2013, 14:50
среди описания чувств Галины много слов, но ни разу - ревность.
А разве для описания ревности обязательно ее называть своим именем. Да, к тому ж невсегда человек достоверно отдает отчет чувствам. А уж признаться в ревности...тут тогда сначала надо себе признаться, что человека любишь. А графиня пока себе еще в этом не признавалась.
Муж сидел в своем любимом кресле, походившем на трон. Сейчас его кабинет напоминал зал суда, а Борис Михайлович был прокурором: - Я всегда восхищался вами, Галина Григорьевна, вашим самообладанием, тактом, манерами, в конце концов. Тем более, в связи с вышеперечисленными качествами, вчерашнее поведение в театре было, просто, невообразимо. Я не нахожу причины для столь неуместного поступка. Вы поставили меня в неловкое положение, оставив в одиночестве под градом вопросов и любопытствующих взглядов, выставили меня на посмешище. И мне бы очень хотелось услышать ваши объяснения вчерашних событий. Галина Григорьевна молчала и рассматривала пол без особого интереса.
Оболонский негодовал: - Почему вы молчите? С кем я разговариваю, по-вашему?! -Просто вчерашняя опера произвела на меня неизгладимое впечатление, - робко пробормотала графиня.
Он долго в упор смотрел на жену, а затем воскликнул: -Вы совершенно не умеете врать! -Так и не заставляйте меня, - сказала она с мольбой в голосе. Борис Михайлович тяжело вздохнул: - Значит, правды я от вас не добьюсь? - Да, - еле слышно прошептала графиня, качая головой. - Не смею вас больше задерживать, - сказал он твердо. Затем помедлил, что-то решая для себя, но все же добавил: - Искренне надеюсь на ваше благоразумие. Это было произнесено так, словно фраза имела скрытый смысл, муж не просто делал наставления непутевой жене. Он как будто намекал, что знает нечто большее, чем говорит. От последних слов Галина Григорьевна вспыхнула, как спичка: «Неужели он…о, Боже!» Красная, как рак, она понеслась в свою комнату, бросилась на кровать, зарывшись в подушки.
Мысль о том, что муж может догадываться об ее чувствах, бросала в жар. Разумеется, он не мог знать, кто является объектом этих чувств. Но сам факт, что муж допускает возможность, что она может увлечься другим мужчиной. Его спокойная реакция поражала: « Как он может так? Разве не его долг остановить меня в моем грехопадении?! Разве…если он любит меня, то почему…» От мелькнувшей догадки Галина Григорьевна пришла в ярость. Теперь она негодовала: - Он не любит меня. Я, просто, для него - красивое украшение, необходимое для появления в свете. Лицемер! На глаза навернулись слезы: «Ему все равно. Не важно, что я делаю, лишь бы не давала повода говорить о себе. Честь имени. Вот что волнует мужа» Лицо исказила горькая усмешка. Она лежала на кровати с открытыми глазами, и слезы беспрепятственно стекали по щекам.
Оболонская была в отчаянии. Внезапно зажегся проблеск надежды: «Муж хочет благоразумия. Он его получит. Я уеду из Петербурга. Время, проведенное в имении отца, пойдет мне на пользу, возможно, вернет рассудок!» Хотя как это может произойти в месте настолько связанным с Сашкой, она представляла слабо. Ехать же в имение мужа не хотелось. Ей, казалось, там, в одиночестве сумасшествие только усилиться. От принятого решения на душе полегчало. Словно путы, мучившие последние недели, спали. Графиня почувствовала себя спокойной и умиротворенной. В этом состоянии Оболонскую и застала горничная: - Галина Григорьевна, вам письмо. - Письмо?! – удивилась она.
Конечно же, письма в доме Оболонских не являлись редкостью. Их количество иногда доходило до сотни в день. Но то, что горничная появилась на пороге с одним единственным письмом, было весьма странно. Обычно, все послания отправлялись на стол в кабинет мужа. И они вместе после обеда просматривали их, составляя вежливые отказы или принимая приглашения. Галина Григорьевна вопросительно посмотрела на горничную - Его просили передать лично вам в руки, - уточнила прислуга. Она взяла письмо, недоумевая, что бы это могло значить: - А кто просил? - Офицер. Но он не представился. Может, мне не стоило… - Нет. Все в порядке. Ты можешь идти, - перебила Оболонская горничную взволнованно. Служанка исчезла так же быстро, как и появилась. Галина Григорьевна осмотрела конверт. На нем не было ни имени, ни фамилии, а гербовая печать - смазана. Первое, что бросилось в глаза, развернув его, отсутствие подписи. Попади это письмо в чужие руки, получатель, вряд ли, узнал бы, кому предназначалось письмо, и кем оно написано. Графиня начала читать:
« Я знаю, что с моей стороны цинично, безнравственно и безрассудно говорить о своих чувствах. Но где взять мне силы разлюбить и никогда уж не влюбляться, объятья наши разлепить, окаменевшими расстаться?! Игнорируя ваше общество, я думал, что поступаю верно. Ведь для меня вы также не досягаемы, как прежде. Но я не могу без вас. Не видя вас, я гибну страшно и мучительно. Каждый день, проведенный вдали от вас, сродни изощренной пытке. Когда вы уехали, я планомерно истреблял в себе все живое. У меня получилось: ни чувств, ни эмоций. Я был живым мертвецом. Ходил, ел, пил, но внутри все было онемевшим. У меня была лишь одна цель: стать ровней вам. Я знал что, встретив вас снова, я растревожу незаживающую на сердце рану. Но я не думал, что будет так нестерпимо больно. Тем не менее я не жалею ни о чем. Не жалею, что так неистово добивался нашей встречи. Не жалею, что нещадно рисковал жизнью, лишь бы этот миг настал. Жизнь без вас всего лишь жалкое существование. Я люблю вас давно и безнадежно. Я и сейчас не знаю, зачем пишу вам это письмо. Ведь изменить ничего нельзя. Возможно, мое письмо оскорбит вас, но я искренне прошу прощения. Не судите меня строго за мою несдержанность и откровенность. Не знаю почему, но мне было необходимо, чтоб вы узнали о моих чувствах».
Очень долго Галина Григорьевна сидела без признаков жизни, жутко бледная и смотрела в одну точку невидящим взглядом.
Затем спустилась в кабинет мужа, взяла один из пригласительных бланков тисненой бумаги и написала:
«Уважаемый, Александр Иванович!
Мы с мужем хотели бы пригласить вас в следующий вторник на вечер в кругу друзей. Ждем вас с нетерпением, желая услышать о ваших подвигах во славу Отечества. Буду крайне огорчена, получив ваш отказ.
Галина Григорьевна Оболонская.»
Сообщение отредактировал sestra - Суббота, 20.04.2013, 18:25
