Страсть...Как часто мы теряем голову от этого испепеляющего чувства...И что делать, когда на карту поставлено все: положение в свете, богатство, собственная совесть. Откажется ли графиня от привелегий и титулов ради любви к другу детства или рассудок возьмет верх над порывами сердца? Ответы можно найти лишь на страницах сериала, пройдя по историческим дебрям того времени. Желаю удачного путешествия в прекрасный 18 век!
Дом на Вознесенской улице не сразу приобрел дурную славу. Когда-то он принадлежал вполне респектабельному человеку,который трагически закончил свою жизнь под колесами экипажа. Его вдова ничего не смыслила в комерции, а потому оставленная купцом лавка быстро разорилась. И даме ничего не оставалось, как сдать в аренду огромный особняк, а самой с семейством переехать в каморку на окраине Петербурга. Сняла данный дом ушлая немецкая особа - Малазита Винтерхальтер. Фрау приехала в Россию из Дрездена еще совсем юной девушкой. Она была весьма недурна собой,а потому не имела недостатка в мужском внимании. Кроме того дама никогда не гнушалась подарками от своих любовников, считая, что за молодость и красоту нужно платить. Пока недостатка в средствах барышня не испытывала, но годы брали свое, и с недавних пор она всерьез стала задумываться о будущем. Считая, что ее нежные ручки не созданы для работы прачки, дама решила открыть заведение, подобных которому в Петербурге еще не было. Фрау уже давно смекнула, что многие мужчины согласно существующим законам жениться не могут: солдаты, офицеры до достижения 29 лет. Русские же женщины в основе своей не обладали фривольным характером и отказывались дарить столь желанную мужчинами ласку вне брака.Так почему бы на этом не заработать?! Не мешкая, немка набрала с штат девушек - иностранок. И по прошествии двух недель заведение приветливо распахнуло свои двери.
Проработало оно недолго из-за нечестности хозяйки: одна из девушек написала императрице, как ее обманом заманили в ужасное место. Заведение закрыли, а Дрезденшу (сие прозвище получила хозяйка) отправили в острог. Но с приходом к власти Павла влиятельные "друзья" хозяйки не только помогли даме избежать оков, но и раздобыли дозволение возобновить свою деятельность. Единственным условием Павла стало то, что помимо наличия желтого билета* женщины данной профессии должны были носить и платье соответствующего цвета. Так после перерыва заведение снова приветливо встречало жаждующих женской ласки мужчин. Правда в силу возраста Дрезденше пришлось передать свои полномочия дочери Хельге. Она прекрасно справлялась с возложенными обязательствами, умножая семейное состояние. Помимо распутных красавиц заведение славилось лучшим пивом в городе. Хитрая хозяйка намеренно варила его по древнему рецепту, расказанному ей матерью, ведь охмелевшие мужчины охотнее раскошеливались на ласки работниц. Вот и сегодня в зале было не протолкнуться: все столы были заняты пьяными компаниями. За одним из столиков, заставленных пенным напитком и рюмками с водкой, расположились четверо офицеров. Ребекка и Франциска почти сразу решили заняться страждущими любви, ведь служивые почти всегда беспроигрышный вариант в плане заработка. Хельга из-за стойки с упоением наблюдала за работой девиц.
Непрошло и пары минут, а Ребекка уже уютно расположилась на коленях кучерявого офицера, который что-то шептал ей на ухо. Франциска без зазрения совести строила глазки мужчине, что сидел напротив, и отпускала непристойные шуточки. В зале царил монотонный гул, напоминавший о пчелином улье. Его неожиданно нарушила одна из девиц. Она опрометью пронеслась вниз по леснице в исподнем белье с криками и воплями. Мужчина, бежавший следом, довольно проворно нагнал ее и, подхватив на руки, понес на верх. Девушка же при этом визжала так, что уши закладывало. Хозяйка разразилась нецензурной немецкой бранью по отношению к девушке, из которой можно было лишь уловить смысл:"Чего визжишь, как свинья, всех клиентов распугаешь!"
Девушка еще пару раз ударила нахального мужчину по спине и возмущенно прокричала что-то на голандском. Но, поняв тщетность попыток, сдавась на волю победителя.
-И не лень ей невинность разыгрывать? - протянула Ребекка. -Надеется заработать лишний рубль за свою порядочность, - пошутил офицер, которого девушка "оседлала". Настроение у данного офицера было хоть куда, да и вообще в собрании всегда отмечали его незаурядный ум и отличное чувство юмора. "Дворянин до мозга костей", - говорили завистники. Волотов Павел Петрович - единственный сын своего отца, наследник огромного состояния. Родственники и знакомые не понимали, зачем далеко небедному аристократу нужны все тяготы военной службы. Но, видимо, во многих дворянских отпрысках присутствует тщеславие и бахвальство, а может...может это просто банальный патриотизм и любовь к Отечеству. Как бы там ни было, но на избалованную неженку Волотов никогда не походил, с легкостью переносил все тяготы службы и был у командования на особом счету, благодаря безрасудной храбрости в сражениях.За что и был отмечен Святым Георгием. -Бедняжка Эльза, снова этот плут, - проговорила в задумчивости Ребекка.
-А в чем дело?- оживился офицер с завитыми кудрями у висков, которого друзья называли Василием. -Да, не в первой этот картежник фокусы тут кажет. Девчонки уж давно внимание на него не обращают, а Эльза новенькая. Вот и попала, как кур во щи. -Что за фокусы? -Ну, если он загаданную карту из колоды вытащит, то выиграл плут.
-А что выиграл? - поинтересовался офицер, сидевший напротив Ребекки. За нее ответил Павел, который теперь нежно возложил свои руки на плечи "даме сердца": -Ночь любви! -Бедняжка, - рассмеялся Василий, - так за бесценок лишиться чести... -В смысле? - спросила Ребекка. -Ну, судя по несчастному лицу бедняжки Эльзы, она только что проиграла себя! Все дружно рассмеялись, лишь Фароновбыл безучастен к происходящему.
Вечера в обществе дам «полусвета» давно не занимали Александра Ивановича. Все эти женщины вызывали в нем лишь стойкое чувство отторжения и неприязни. Вот и сейчас Ребекка жутко непристойно хохотала, строя глазки его другу Волотову. Одна из барышень и вовсе без зазрения совести удалилась наверх с мужчиной, продемонстрировав всем свое нижнее белье. Он не особо вникал в суть разговора за столом, пока не услышал фамилию Оболонская. -…интересно, как поведет себя ее муж в сложившейся ситуации? Не думаю, что он решиться на дуэль в его-то преклонных летах… - Я не считаю, что история, рассказанная Тушкевичем, правда. Скорее он просто хотел…улучшить свою репутацию. Такая любовница, как Оболонская, делает честь своему обладателю. К тому же скандал с подобной женщиной не может быть не замечен. Ты же знаешь Тушкевича, - уточнил Волотов. Раздался дружный смех за столом. Вот только Александру Ивановичу было не до смеха. Он был в ярости. Глаза Фаронова метали молнии: - И что говорил Тушкевич по поводу Оболонской? – он обращался к Павлу Петровичу.
Офицера весьма удивила реакция друга. Ведь таким он бывал лишь в моменты сражений. - Не понимаю, почему вас это столь… -Так, что он говорил? – перебил его Александр Иванович -Ну, что, якобы, Оболонская так отреагировала на его появление в театре с Беспаловой. Хотя он неоднократно говорил, что их отношения исчерпали себя… - Мерзавец! Где его можно найти? - Александр Иванович, да что с вами?- изумился Волотов. -По-вашему, этот негодяй может спокойно порочить имя честной женщины лишь потому, что ее муж не способен призвать к ответу мерзавца?! Реакция друга смутила Павла Петровича. Сидевшие за столом офицеры одарили Фаронова заинтересованными взглядами. - В любом случае я не думаю, что вам стоит вмешиваться. Это дело ее мужа. Даже, если вас настолько волнует честь графини, что вы готовы ее защищать. - Вы неверно все истолковали, - пробормотал он смущенно. -Да?! – изумился Павел Петрович, - тогда почему вас так волнует история Тушкевича, если я все неправильно истолковываю? Фаронов тяжело дышал. -Если вы собираетесь… -Я ничего не собираюсь, - перебил он Александра Ивановича, - Но ваше вмешательство более навредит Оболонской, чем поможет. Вряд ли заявления кого- то вроде Тушкевича будут интересны в свете. А вот из истории о вашей дуэли раскрутят ТАКОЙ скандал: весь Петербург на ушах стоять будет! Фаронов тяжело вздохнул. Он понимал, что друг прав. Но от осознания сего факта было не легче. - И что я ничего не могу сделать, чтобы имя… ее имя не упоминалось в превратных беседах нетрезвых мужчин? Павел Петрович улыбнулся: -Ну, думаю, вы, вряд ли сможете запретить всем прочим грезить о графине. Она роскошная женщина! – Александр Иванович неодобрительно посмотрел на друга, считая его юмор неуместным. -Или мечтать о ней сугубо ваша прерогатива? – спросил Волотов лукаво. Александр Иванович вспылил: - Как вы смете?! Я… -Успокойтесь,- перебил он Фаронова, - Я пошутил. За столом всех очень забавляла перепалка друзей. Александр Иванович почел за лучшее удалиться. В след ему раздался дружный смех. Фаронов вышел на балкон в надежде, что морозный воздух вернет ему самообладание. Сюда же последовал Павел Петрович. -Табачку не найдется? – примиряюще поинтересовался он у друга.
Они закурили. -Это так заметно?- спросил с досадой в голосе Фаронов. -То, что вы неравнодушны к графине? – уточнил Павел Петрович -Да, - еле слышно ответил он. -Не очень. Но думаю, вам не стоит больше делать глупостей. Держите впредь себя в руках. Сегодня вы были крайне неосторожны.
-Давно вы…- произнес Павел Петрович, помолчав. Александр Иванович снова вспыхнул: -Что вы себе позволяете?! -Успокойтесь. Просто, если честно, я удивлен, что она ответила взаимностью ВАМ…Многие получили отставку. Он странно на Волотова посмотрел: -С чего вы взяли, что она ответила мне взаимностью? -Но разве не в вас причина столь странного поведения графини в театре? Похоже, этот вопрос искренне удивил Александра Ивановича. -Не думаю, - проговорил он неуверенно, все еще ошарашенный подобным умозаключением друга. -Хотите, дам вам бесплатный совет? – поинтересовался Павел Петрович. -Какой? -Не питайте иллюзий. Даже, если она ответит вам взаимностью, то никогда не решится уйти от мужа. Да и на что вы станете содержать ТАКУЮ женщину. Одно ее платье стоит дороже, чем вы получаете за год. Для нее это будет лишь мимолетное приключение с офицером…Хотя, если именно это вам нужно - маленькое приключение. Дерзайте, и да соблаговолят вам звезды. Но вот Голицина, похоже, всерьез вами заинтересовалась. С ее приданым… -Не продолжайте, прошу вас. Павел Петрович усмехнулся: -Я понимаю, что по красоте она вряд ли сравниться с Оболонской. Но вот перспектива безбедной жизни… -Павел! – воскликнул Александр Иванович с укоризной. -Молчу, - ретировался друг. И они оба от души рассмеялись.
________________________________________________________________ * Жёлтого цвета документ, альтернативный паспорту, который в Российской империи давал право легально заниматься древнейшей профессией. На последней странице ставились медицинские пометки.
Сообщение отредактировал sestra - Понедельник, 27.05.2013, 20:17
Какая интересная серия! Хотя бы ОН признался себе (и другим), что неравнодушен. А что же там с графиней? Я уже соскучилась по ней. Она уже разобралась в своих чувствах?
Графиню мы обязательно узрим в следущей серии. А так как скрины и текст готовы, осталось лишь картинки в фш обработать, то она не за горами. Я уж думала после предыдущей серии, что ты превратишься в молчаливого читателя, раздающего наградки. Рада, что этого не произошло!
Горы. Лишь палящее солнце. Зной. И вот ты уже ощущаешь себя дичью, которую старательно пытаются зажарить в печи. Жажда. Ужасная и не выносимая, до темноты в глазах. И ты собираешь всю свою волю в кулак лишь бы не броситься к мелкой мутной речушке в низине, где плещется столь желанная вода. И пить, пить. Но ты борешься с собой, стараясь не нарушить приказ командира, осознавая, что эти глотки могут статьь последними в твоей жизни. Об этом красноречиво свидетельствуют мертвые солдаты и офицеры хаотично упавшие вдоль русла реки. Раны и кровь. Липкая и противная жижа, растекающаяся из-под загорающих на солнце воинов русской армии. -Пить, как хочется пить,- слышится повсюду...
Проснулся Фаронов в собственной постели от жуткой жажды, практически сковавшей его горло. Пересохло не только во рту, но и губы были готовы вот-вот растрескаться от сухости. Он сладко потянулся все еще не в силах открыть глаза и улыбнулся новому солнечному дню, что он будет таковым свидетельствовали лучи, льющиеся из окошка над кроватью и так приятно гревшие лицо.
Александр Иванович смутно помнил, как вообще оказался дома. Видимо, вчерашняя водочка оказалась весьма забористой вперемешку с ядреным пивом. С честной офицерской компанией, они просидели практически до утра в трактире, пока не случилась драка и жуткая суматоха. Плут, что так бессовестно обманул бедняжку Эльзу, подсел за столик к одному из посетителей. Мужчина был сильно навеселе и бездумно сорил деньгами, чем не преминул воспользоваться мошенник, предложив несчастному перекинуться в дурачка. Разумеется, играли не на интерес. После пары проигрышей несмотря на изрядное подпитие дворянин все же сообразил, что его дурят самым наглым образом. О чем с нецензурной бранью сообщил плуту, обозвав его шулером, и потребовал в грубой форме немедля вернуть все проигранные средства. У мошенника на этот счет были другие планы, и он попытался скрыться. Но дворянин схватил его за шиворот и с силой швырнул на пол. На беду борца за справедливость, падая, мошенник опрокинул стол, и все столовые приборы посыпались на пол. Потому, когда победитель наклонился к своему поверженному противнику, чтобы отобрать у него кошель с деньгами, плут, не мешкая, схватился за случайно оказавшийся рядом нож и ударил им дворянина в живот. От боли и неожиданности последний сначала слегка осел, схватившись руками за пропоротое брюхо, а затем и вовсе повалился на пол. Но сбежать мошеннику, а возможно и убийце, судя по огромной луже крове, которая стала образовываться возле раненого, не дали. Двое из присутствующих мужчин лихо скрутили его, а затем один из них, потребовав у хозяйки бечевку, связал мошеннику руки за спиной. При этом девушка, что сидела с мужчиной за столиком до потасовки и Франциска склонились над несчастным истекающим кровью. Эльза же с ужасом смотрела на происходящее. Девушка застыла от шока и теперь более походила на мраморное изваяние. Так как управа находилась совсем рядом с трактиром, то вскорости появился исправник, а возле входа выстроились экипажи полиции. Фаронов не успел разразиться нецензурной бранью по поводу идеи провести время в столь скверном месте, из-за чего теперь они запросто могли лишиться званий, попав в нетрезвом виде к представителям власти, к ним на выручку поспешила хозяйка. Хельга вывела их честную компанию через потайную дверь.
Оказавшись в переулке на противоположной стороне от входа в трактир, где представители власти сажали особо буйных посетителей в кареты, друзья поспешили взять извозчика. С трудом разместившись вшестером в хлипком экипаже, они поехали прочь. Неудивительно, что проснувшись и с трудом протерев опухшие веки, первым, что бросилось в глаза Фаронову...стала полуголая дама с графином воды — Хельга.
Александр Иванович схватился руками за голову, мысленно посылая себе проклятия, и с трудом сдерживая приступ тошноты. Она же мило улыбалась и щебетала какие-то немецкие глупости. Женщина присела на край кровати, которая, к слову сказать, не считая стола и стула, была единственной мебелью в маленькой комнатушке. Фаронов жадно припал к протянутому дамой кувшину с водой, а она без особого интереса рассматривала убогое жильё. Хельга была дамой не первой молодости, да и ее образ жизни никак не способствовал сохранению свежести и красоты, но, тем не менее, женщина была весьма соблазнительна своими выдающимися формами, особенно сейчас, когда разметавшиеся светлые волосы струились по спине и плечам, а несколько прядей обрамляли лицо.
-Сколько я тебе должен? - уточнил Александр Иванович, желая поскорее избавиться от столь нежеланной компании. Дама удивленно вскинула брови и с интересом посмотрела на Фаронова, затем улыбнулась и кокетливо произнесла: -Александр! Так ведь вас зовут? С недавних пор, я могу себе позволить совершать подобные акты благотворительности исключительно ради собственного удовольствия. Александр Иванович не ожидал подобного поворота дискуссии, но он и вида не подал, и, не давая немке продолжить свое страстное «признание в любви», потребовал: -Тогда соизволь покинуть мое скромное жильё, мне нужно одеться! Хельга громко и заливисто расхохоталась: -Нет, это весело. Неужто и в правду можно решить, что есть мужские части тела, что еще не попадались мне на глаза. -И я бы хотел остаться один как можно скорее, - зло процедил он.
-Ой, ой прямо кисейная барышня, - шутливо протараторила Хельга все также широко улыбаясь, - Ну, ладно не стану смущать святую непорочность! Она поднялась с постели и стала торопливо собирать разбросанные по комнате вещи, желая избежать нового приступа недовольства. Фаронов исподлобья наблюдал за действиями дамы, желая лишь как можно скорее избавиться от надоевшей особы. -Завидую я вашей Гале, - неожиданно мечтательно протянула Хельга, глядя на Александра Ивановича, как на ценный приз, и пытаясь натянуть на себя платье. -Что? - вскипел Фаронов, - Откуда вы... -Так ведь давеча вы так страстно шептали мне это имя на ухо, - с неким победным сарказмом произнесла дама, наконец, одолев собственный туалет. А затем, подойдя спиной к ошарашенному Фаронову, попросила: -Не сочтите за труд, ваше благородие, застегните мне платье. Он без особого энтузиазма выполнил просьбу.
После облачения в свой наряд дама умелой рукой в долю секунды зацепила волосы на затылке, создав незамысловатый пучок. Уже в дверях, словно впомнив что-то, она обернулась и сказала: -Да, письмо, что было под дверью, я положила на стол. -Письмо? Какое письмо? - уточнил Фаронов. -На дорогой бумаге с красивыми вензелями, - пояснила дама и игривым голосом добавила, - Ну, боец, захотите повторить нашу милую беседу, милости прошу... Гримаса презрения скользнула на лице Фаронова, а быстро закрывшаяся за гостьей дверь не дала ему возможности наградить немку новой порцией «любезностей». Избавившись, наконец, от своей спутницы, Фаронов умылся остатка воды из кувшина, стоя на коленях перед небольшой кадкой, что служила ему для этих целей.
После водных процедур, которые его здорово освежили и привели в чувство, он решил заняться чтением странного письма. Сначала Фаронов подумал, что послание от Голициных, но печать… Александр Иванович с трепетом развернул письмо: «Не может быть! Оболонская приглашает на вечер?! Может она не получила письма? Или если…». Он опустился на кровать. «Это будет лишь мимолетное приключение с офицером» - почему-то пронеслось в голове. От этой мысли бросило в жар. «Нет, она не такая, - попробовал убедить он себя, - Но почему тогда она приглашает меня, зная о моих чувствах. Должно быть разумное объяснение этому». Но пока Александр Иванович не мог его найти. «В одном Павел прав, что наша история не имеет будущего. Даже, если Галя разделяет мои чувства, она никогда не оставит мужа. Бросить подобный вызов обществу?! Да и кем буду я, вынудив любимую женщину отказаться от друзей, родных, лишив ее чести. Рано или поздно она возненавидит меня», - мысль, что Оболонская может его возненавидеть пусть и в далеком будущем, была невыносима. «Я не хочу делать ее несчастной! Я не могу разрушить ее жизнь! Боже, я не имел права писать о своих чувствах и заставлять страдать самого дорогого для меня человека», - Фаронов был, практически, готов рвать на себе волосы. Он безумно сожалел о глупом решении признаться в любви Галине Григорьевне. -Эгоист!- крикнул он своему отражению в осколке зеркала, который висел подле кровати.
Последующие несколько дней прошли в мучительных раздумьях о необходимости посещения Оболонских во вторник. В конечном счете, было решено, что отказ мог бы натолкнуть на нелепые мысли. Например, что его признания были неискренними. Или того хуже, что он лишь хотел посмеяться над чувствами Галины Григорьевны. К тому же, подобное трусливое поведение никогда не было свойственно Фаронову. Он привык отвечать как за свои действия, так и за их последствия. Еще ему внушала надежду фраза «мы с мужем», написанная в письме, что могло означать неверную трактовку приглашения. «Возможно, меня ждет серьезный разговор с ее мужем. Это вполне вероятно, если, оскорбившись подобными признаниями, она показала письмо графу», - подобное умозаключение успокоило Фаронова, и он стал собираться на вечер.
Последние несколько дней перед приемом Галина Григорьевна старалась не думать ни о чем. Избавиться от всех мыслей сразу было сложно, даже невозможно. Но первое, что приходило в голову, когда она немного ослабляла бурную деятельность по освобождению от ненужных дум, был бред. Бред выжившей из ума женщины: она в объятьях Сашки, его крепкие и сильные руки ласкают ее, нежные губы соприкасаются с ее и скользят вниз по шее, от его жаркого дыхания кожа воспламеняется в неудержимом порыве желания… -Это невыносимо! – Галина Григорьевна попыталась остановить поток буйных фантазий, нахлынувших с новой неистовой силой. Она думала, что данная фраза была произнесена мысленно, но, судя по реакции мужа, графиня поняла, что прокричала ее вслух. Он смотрел на нее с беспокойством: - С вами все в порядке, дорогая? Ничего глупее Борис Михайлович не спрашивал за все время их совместной жизни. Ответ был еще более нелепым: -Да, дорогой.
Она постаралась, чтобы фраза прозвучала как можно спокойнее и увереннее, а затем поспешила удалиться к себе. Последнее время граф раздражал Галину Григорьевну больше, чем когда-либо. Его шаркающая походка, шепелявый голос, трясущиеся руки и забывчивость выводили из себя Оболонскую. Хотя и без того она находилась на пределе, в жутко взвинченном состоянии. Нервы ее были словно натянуты в тугую струну и могли вот-вот лопнуть от любой мелочи. «Почему муж раздражает меня сегодня сильнее, чем обычно, ведь он делает тоже, что и всегда?!»,- не понимала Галина Григорьевна. На этот вопрос она не хотела знать ответ, но он напросился сам собой, возникнув в ее голове: « Я не люблю его. Он всегда был противен мне, чтобы не делал. Этого никогда не изменить! А сейчас, когда он является единственным препятствием моему желанию быть с любимым человеком…» Хотя она лукавила и обманывала себя. Не наличие мужа, а пресловутые обеты, данные перед алтарем, не давали ей покоя. По своей сути Галина Григорьевна была человеком верующим, и клятвы, произнесенные в церкви, не были для нее пустым звуком. К тому же рано оставшись без матери и воспитывая отцом, Оболонская унаследовала черту более свойственную мужчинам, чем женщинам: отвечать за свои слова и поступки. Мальчикам с детства внушали, что они будущие главы семейства, а потому должны уже сейчас учиться думать о последствиях принятых ими решений. Отец Галины Григорьевны хотел сына, а потому и воспитывал дочь соответственно. В общем, издержки мужского воспитания, проросшие на почве веры, которую привила ей набожная нянька, теперь не давали поступить графине легкомысленно и безнравственно. Внутри шла постоянная борьба между чувствами и долгом, разумом и сердцем, грехом и добродетелью… Упав на колени перед распятием, Галина Григорьевна начала неистово молиться. Но молитва не приносила облегчения. Ей казалось, что она стоит на краю бездны и готова с радостью броситься в пропасть.
Сообщение отредактировал sestra - Суббота, 17.08.2013, 06:55
А Хельга ничего так)) скин отменный )))))) а скрин с графином... я долго не могла понять, что за девушка в кувшине сидит :D Спасибо за продолжение! Я уж боялась, что дальше не будет)
- С вами все в порядке, дорогая? Ничего глупее Борис Михайлович не спрашивал за все время их совместной жизни. Ответ был еще более нелепым: -Да, дорогой.
Отличный сериал! Скины порадовали очень( насчет размытых скинов-сама мучилась, комп старый был)! Очень понравились и исторические факты, которые очень уместно были втиснуты в сериал) Жду продолжение!
После последнего случая в столовой, когда Оболонская повела себя весьма странно, Борис Михайлович все чаще досаждал графине излишней заботой. Вот и сегодня утро началось с настойчивых просьб отменить запланированный вечер, ведь все это излишние хлопоты и суета, вредные для здоровья дражайшей супруги. Галина Григорьевна еле сдерживала себя, чтобы не вспылить мужу. Не могла же она, в самом деле, объяснить причину, по которой ни за что на свете она не отменит сегодняшний прием!
Борис Михайлович, убедившись в тщетности своих просьб, стал настаивать хотя бы на том, что жене непременно необходимо посетить врача: здоровье – это не шутки. Лишь бы избавиться от надоевшего присутствия мужа в опочивальне Галина Григорьевна согласилась с доводами супруга и пообещала навестить доктора в ближайшее время. Наконец, граф был удовлетворен и с чувством значимости собственной персоны для просвещения молодой супруги удалился в свои покои, а графиня смогла приступить к подготовке туалета к приему. Никогда прежде Оболонская столь тщательно не подбирала наряд для домашних торжеств. Галина Григорьевна напрочь замучила горничную, заставляя ее снова и снова перебирать платья.
И, наконец, графиня все ж решила остановить свой выбор на наряде более подходящем для официального явления к Императору, чем для скромного вечера в кругу друзей. О чем сию же минуту через челядь* сообщила мужу.** Хотя Борис Михайлович весьма удивился выбору жены, но спорить с ней не стал, а потому с помощью слуги облачился в дорогой костюм из светло-бежевой парчи и коричневого шелка. Галина Григорьевна так увлеклась собственным туалетом, что едва успела окончить его к приезду первых гостей. Встретившись с Борисом Михайловичем в парадной, они стали приветствовать друзей и знакомых, приглашенных на сегодняшний вечер. В числе первых приехали Ольга Павловна и Платон Алексеевич. Графиня пришла в восторг от неожиданного визита сестры и тут же заключила ее в дружеские объятия, а затем расцеловала в обе щеки с громким ликованием: -Оленька! Радость то какая! Я уж и не чаяла, что вы почтите мой скромный вечер своим присутствием.
-Скромный? – рассмеялась кузина, - Когда это ваши вечера были скромными?! Вот и сегодня говорят, у вас будет сам князь Неделинский-Мелецкий. C'est vrai?*** - Oui, но я не понимаю, чем вас так вдохновил Юрий Александрович, что вы даже сестру решили навестить… Ольга Павловна несколько растерялась от укоров графини, но тут же нашлась. Как известно: «Лучшая защита – это нападение» , потому , надув губки, кузина произнесла: - Галенька, полно вам дуться. Говорят, на обиженных воду возят. Вы вот тоже все в гости обещаетесь, но племянника так и не видели еще. -Ведь не положено… -То чужим не должно, а вы для меня самая что ни на есть родная. Если бы не ваша поддержка… Борис Михайлович, улучив момент, испросил дозволения покинуть родственников, чтобы поприветствовать прибывших Аракчеевых.
-Все то хорошо, что хорошо кончается. Как ваш папенька? - Не хворает, - дежурно ответила Ольга Павловна и лукаво добавила, - и простил непутевую дочь после рождения Гришеньки. Ах, Галенька, если бы я знала, что когда-нибудь стану столь скандальной особой, что мужа чина лишат… Оболонская по-доброму улыбнулась сестре: -Кто старое помянет, тому глаз вон! – и серьезно добавила, - Завидую я вашей смелости…тайно венчаться против воли родителей. Ольга Павловна слегка покраснела, а ее супруг – Платон Алексеевич нежно приобнял жену за плечи и сказал: - Галина Григорьевна, правда, не стоит о прошлом. Все уж быльем поросло… Сестра Оболонской бойко перебила мужа: -А я даже рада, рада, Платоша, что вас разжаловали. Нипочем мне вдовой становиться раньше времени! Разве вы не знаете, что опять компанию затевают на Кавказе? Галина Григорьевна смущенно улыбнулась: -Оленька, вы же знаете, что я не интересуюсь политикой. В это время Борис Михайлович решил вернуться к оставленной компании родственников, но, увидев подобный маневр, кузина ретировалась раньше, даже не скрывая неприязни к свояку: Галенька, не будем мешать вам гостей встречать.
Александр Иванович лишь однажды утром был у Оболонских, но величественный особняк для отделки фасада которого не пожалели позолоты в вечерних сумерках выглядел совсем иначе: более таинственно и роскошно. Огромное строение поразило Фаронова своим размером. Оно казалось нынче гораздо больше из-за обмана зрения, ведь впотьмах здания, всегда, смотрятся более громоздко, когда они являют собой источники света. А особняк был просто залит им изнутри и снаружи, благодаря внешним фонарями, расположенным на перилах балконов. Его можно было разглядеть издали: за несколько кварталов от места расположения.
«Не дом, а дворец», - подумал Александр Иванович, выйдя из кареты. Ему было сложно представить, что девочка, с которой они играли в догонялки, теперь является хозяйкой такого архитектурного шедевра, а потому он уточнил у кучера: -Это дом Оболонских? Ты уверен? Тот огрызнулся: -Обижаешь, барин. Кто же дома Галины Григорьевны не знает? Каждый вторник свожу сюда то поэтов, то музыкантов, не имеющих своего экипажа. В парадной Фаронова встретил привратник в шутовском одеянии. Александр Иванович протянул ему приглашение. -Добрый вечер,- расплылся слуга в дежурной улыбке,- вы немного припозднились, Александр Иванович. Обычно, гости приезжают к восьми… -Я не знал, - пробурчал Фаронов.
- О, не страшно,- сказал дружелюбно дворецкий, помогая снять шинель и забирая шляпу,- Просто хозяйка сама встречает всех гостей и будет огорчена, что не дождались вас. Проходите. Я доложу Галине Григорьевне о вашем прибытии. Оболонская сидела на диване ослепительно красивая. Надетые драгоценности завораживали своим великолепием. Огромные рубины, окаймленные множеством бриллиантов, сверкали в серьгах и колье. Платье вызывающе-яркое нежно струилось по бедрам, подчеркивая прелести фигуры. Она разговаривала с высоким полным мужчиной в жутком парике увлеченно или делала вид, что собеседник ей интересен.
В любом случае, увидев Александра Ивановича, на щеках графини проступил легкий румянец. Она поспешила навстречу к Фаронову, минуя шествовавшего впереди дворецкого. -Добрый вечер, Александр Иванович. Мы вас уж и не ждали, - сказала она как можно спокойнее. Хотя в голосе была еле заметна дрожь от волнения. Если бы Фаронов не знал так хорошо графиню, то сей факт ускользнул бы от его внимания. Она прекрасно контролировала свои эмоции. -В приглашении не было времени и так, как я не бывал у вас ранее, мне не хотелось быть некстати. -Какие право глупости,- сказала Галина Григорьевна небрежно и добавила многозначительно,- Вы не можете быть некстати.
Александр Иванович смутился. Поведение Оболонской не вязалось с ролью оскорбленной женщины. Но и мысль, что это не первое «мимолетное приключение», он готов был гнать поганой метлой. В этот момент невысокий полноватый мужчина в камзоле салатового цвета закончил свой монолог фразой: - Для них пожертвовать собою И тайну ту хранить в себе, Чтоб счастлива была ты мною, А благодарна лишь судьбе.**** И в зале стали слышаться настойчивые просьбы присутствующих гостей: -Галина Григорьевна, вы обещали. Просим вас! Сыграйте, душенька! -В библиотеке, - шепнула она еле слышно. У Александра Ивановича все обмерло внутри. Он стоял ошарашенный, не в силах пошевелиться. Обретя способность двигаться, Фаронов поспешил разыскать библиотеку.
https://disk.yandex.ru/public....Fj5k%3D]Моцарт Музыка ангелов Галина Григорьевна играла одну из композиций Моцарта. Игра не занимала ее, и пальцы лишь машинально пробегали по знакомым нотам. Она удивлялась своей решительности: самой назначить встречу! «Представляю, что он думает теперь обо мне…хотя нет, не представляю»,- думала она в то время, как руки легко порхали над клавишами. Галина Григорьевна не знала, что даст ей встреча наедине с дворянином Фароновым Александром Ивановичем. Его нынешний титул так не вязался с пресловутым «Сашкой». Все это звучало смешно и нелепо. И она слегка, лишь кончиками губ улыбнулась своим мыслям. Самое удивительное, что Оболонская и сама не понимала для чего, она все это делает. Зачем продолжать агонию, когда результат заранее известен: она останется в прежнем муравейнике. Хотя нет, ее окружение более напоминало болото с кучей мерзких лягушек в напудренных париках и окаймленных дорогими украшениями. Подобные мысли у Галины Григорьевны снова вызвали приступ гнева: «Скучные глупые жабы, квакающие в своем болоте! И оно все больше затягивает меня вглубь трясиной. Выхода нет. Разве можно вытащить себя из подобного положения лишь за соломинку, коей являются мои чувства к Сашке?! Да, и всем известно, что чем сильнее сопротивляешься трясине, тем глубже она затягивает тебя в свой плен!» Графиня старалась не думать о тех надеждах в душе Александра Ивановича, что могло породить приглашение. Но ей жизненно необходимо увидеть его сегодня, завтра, всегда, каждый день. Он, как глоток свежего воздуха, нужен ей, чтобы не задохнуться. Пришедшая в голову мысль о физической измене больно обожгла все внутри. Предательство. Грех. Какие страшные слова и сколь заманчивыми они представлялись Оболонской в последнее время. Мимолетный взгляд, вычленивший из толпы внимательных слушателей лицо мужа, который старательно перелистывал партитуру, почему-то кольнул сердце графини жалостью. С новой силой нахлынули мысли о стыде и Божьей каре… «Нет, никогда я не смогу преступить рамки дозволенного, поступить против совести. Никогда!» - с горечью подумала Галина Григорьевна.
Закончив менуэт, она извинилась и исчезла, якобы, распорядиться насчет наливки… Библиотека Оболонских была огромна. Произведения всевозможных авторов красовались на полках книжных шкафов. Чтобы перечитать их все пришлось бы потратить годы, а то и всю жизнь. Тем не менее, ровные ряды книг, выстроенные на полках, внушали спокойствие. Обстановка располагала к непринужденной беседе. Фаронов прислушивался к звукам фортепиано, доносившимся из гостиной, пытаясь уловить окончание менуэта. Наконец, музыка стихла. По прошествии нескольких минут дверь отворилась. Он обернулся, услышав шаги. Их глаза встретились. По ее телу вновь пробежала дрожь, как тогда в театре. Но сейчас не было никого, кто мог бы остановить порыв броситься на шею. Галина Григорьевна оказалась в объятьях Сашки. Он нежно целовал ее лоб, щеки, едва касаясь губами. И вот, наконец, губы их слились воедино. Оболонская стала жадно отвечать на поцелуй.
Он вышел долгим, страстным, неистовым. Галина Григорьевна не заметила как оказалась у стены, а поцелуи стали настойчивее, требовательнее, жарче. Она чувствовала лишь его горячее дыхание. И ничего в мире не было прекраснее этого ощущения.
Он нежно гладил ее волосы и шептал: -Галя, Галенька. От того, как Сашка произносил ее имя, Оболонской хотелось летать или петь. Он же не мог дать ответа тому, что произошло. Не иначе они оба потеряли рассудок одновременно. Никто не хотел говорить, а, может, особо сказать было нечего. Им было просто хорошо молчать вместе. Они стояли обнявшись, не говоря ни слова. Через некоторое время Галина Григорьевна отстранилась и села в одно из кресел, стоявших у шкафа. Фаронов опустился подле нее на колени. Он смотрел в глаза графини. На лице отразилась внутренняя борьба. Он был в оцепенении. Слов не было, мысли проносились молниеносно в голове одна, сменяя другую: «Это неправильно. Я должен уехать. Если я уеду все в ее жизни будет как прежде…. Нет, не будет…Я не смогу уехать. Не видеть ее более... Тогда зачем жить?!» Сама мысль о необходимости расстаться с Оболонской была ужасна, а потому лицо его исказилось болью. -Саша…, - начала Галина Григорьевна и тут же сбилась, покраснев.
Вдруг нахлынули слезы, и она ничего не могла поделать с ними. Фаронов осторожно обнял ее, пытаясь успокоить. -Я люблю тебя, - всхлипывала Галина Григорьевна на его груди. -Я делаю тебя несчастной, - с горечью проговорил Фаронов. Оболонская освободилась от его объятий и легко провела рукой по взъерошенным волосам. -Я никогда не была более счастлива, чем сейчас, - сказала она тихо. Затем дыхание графини участилось, губы слегка приоткрылись. Сильное волнение читалось во всем ее виде, когда она задала вопрос: - Ты, действительно, любишь меня? Ты уверен? Александр Иванович посмотрел на нее как на душевнобольную. -Как ты можешь сомневаться?! Я люблю тебя настолько, что, не задумываясь, отдам жизнь ради твоего счастья! – горячо воскликнул он. -Я не могу жить без тебя, - прошептала Галина Григорьевна со страдальческой миной на лице. Такая же мука, как в зеркале отразилась в глазах Фаронова. -Что мне сделать, чтобы ты была счастлива? Я сделаю все, что ты хочешь, только скажи! - почти кричал он в исступлении. -Александр, тише! – вдруг спохватилась графиня, что их столь деликатный разговор могут услышать посторонние уши.
Она закусила нижнюю губу, словно пытаясь уберечь себя от необходимости говорить доводами рассудка. Затем встала, подошла к окну и уставилась невидящим взглядом сквозь стекло на ночной город. -Саша, я ,действительно, люблю вас. Люблю вашу одержимость жизнью, ваш задор, силу, упрямство. Люблю настолько, что, иногда, это чувство затмевает мой разум. Но одно я знаю точно, я никогда не буду счастлива, преступив установленные церковные догмы. Есть обеты, которые нельзя нарушить, - на этой фразе голос графини предательски дрогнул, а по щекам заструились слезы, - Я никогда не смогу любить вас той любовью, которую вы ждете от меня. Я могу любить вас, как брата, как друга. Но это не то, чего бы вам хотелось. Так ведь?
Фаронов молчал. Он давно уже потерялся в лабиринте собственных мыслей. Потерялся еще, когда получил приглашение, когда в душе полыхнула надежда…И вот тетерь…друг, брат. В этот момент он боялся дышать, не то что нарушить тишину своим ответом. Галина Григорьевна продолжила монолог: - Я буду крайне несчастной, поступив против чести. Во мне нет той силы, что позволила бы мне поступить против Бога. Я знаю рано или поздно тяжесть содеянного убьёт меня. Она повернулась лицом к Фаронову с полубезумным выражением, здесь была целая буря эмоций: страх, жалость, скорбь, нежность и страсть. Собравшись с силами, Оболонская продолжила: - Было ужасно эгоистично с моей стороны потакать своему желанию снова видеть вас. Мы уже не дети, и все не будет, как прежде. Саша, я не думала, что осмелюсь просить вас…,но... уезжайте, уезжайте из Петербурга. Прошу вас… У Фаронова вдруг пропало желание выслушивать монолог до конца. Он резко развернулся и опрометью вылетел из библиотеки. В дверях Александр Иванович столкнулся с Рубец и чуть не сбил ее с ног.
_________________________________________________________________ *Челядь (устар.) - дворовые люди, слуги; прислуга в помещичьем доме. ** По правилам хорошего тона того времени костюм кавалера и платье дамы, составляющих пару, должны были гармонировать друг с другом и составлять собой единую композицию. *** C'est vrai? (с франц.) – Это правда? ****Строки принадлежат Ю.А. Неделинскому-Мелецкому.
Сообщение отредактировал sestra - Суббота, 17.08.2013, 07:11