Меж Тьмой и Светом - Страница 15 - Форум, посвященный играм The Sims 4,3,2,1

Прямые солнечные лучи не проникали в камеру, но все равно продолжали причинять страдания запертому в ней вампиру. Подтянув колени к животу, и отвернувшись к стене, лежал Анкель на грязной кровати, ощущая нестерпимую жажду, терзавшую его уже несколько часов.

Время тянулось невыносимо медленно, минуты казались долгими часами не прекращавшейся жажды, и не было от этой муки никакого спасения.
Сначала граф еще находился в сознании, борясь со страхом и отчаяньем, он старался скрыться от вездесущего света, закрывая руками лицо, и лишь гордость не позволила несчастному пленнику забиться под кровать, где было бы хоть немного легче переждать день.

А затем сознание окончательно покинула Анкеля и он начал бредить, мечась, словно в лихорадке.
- Пить… пить, пить! – стонал граф, поминутно вздрагивая, и протягивая руки к воображаемому тюремщику, а затем слабые стоны сменялись криками, - Нет! Нет, не надо! Солнце, жжет!! Я горю, прошу тебя, нет! Анна, Анна!
Но никто не слышал его стенаний, так как в церковной башне узник находился совсем один, под надежной охраной покрытых серебром, толстых прутьев решетки.

Наконец раскаленное солнце все же скрылось за горизонтом, и на храм, превращенный в тюрьму, опустились синие, по-весеннему прохладные сумерки.

И только тогда Анкель смог хоть на пару часов забыться сном, лишенным кошмаров. Ночь вернула вампиру способность мыслить, и хотя жажда оставалась по-прежнему нестерпимой, тяжесть, сковавшая его тело, ушла, и от этого стало значительно легче.

Очнувшись ото сна, Анкль прислонился спиной к шершавой стене и тяжело вздохнул, от слабости перед глазами плыли красно-синие пятна, в висках пульсировала тупая боль, а к горлу то и дело подкатывала тошнота.
Сейчас вампир был лишен всех своих сверхъестественных способностей, однако острый слух и обоняние позволили ему понять, что происходит внутри церкви и вокруг нее. Решив не тратить даром драгоценное время, он пересилил дурноту, и сосредоточился на своих чувствах.
Из окон доносился запах костра и свежих сосновых дров, понять, что это значило, было не сложно, и граф де Ля Морт зло оскалил клыки.

«Выходит, Матеуш уже приготовил декорации для своего представления…» - мрачно подумал он.
Но самого священника с его невыносимым запахом чеснока, Анкель поблизости не чувствовал, а значит, тот все еще агитировал где-то безмозглых крестьян.
Сил у вампира осталось совсем мало, он даже не был уверен, что сможет твердо стоять на ногах, спасения ждать было не откуда, пока он внутри церкви мать не услышит его зова, а на улицу его теперь выведут только для придания огню истерзанного пытками тела.
Анкель невольно поднял взгляд на свисающую с потолка цепь, совсем скоро его подвесят за руки к этим жутким кандалам, столь похожим на те, что висели в башне его отца, и начнут выпытывать, где находится склеп или просто срывать накопившуюся злобу.

При мысли об этом кровь застыла у него в жилах, и граф больше уже не мог сдержать озноб, прекрасно осознавая, что при первом же взгляде на него Матеуш сразу поймет, что сможет справиться с узником без большого труда.


Срубить дерево, сжечь дом, совратить ребенка...

Анкель слышал, как скрипнула тяжелая дубовая дверь, а затем легкие шаги приблизились к клетке. Он повернул голову и увидел Анну, одетую в сильно поношенную дорожную монашескую рясу. Она шла медленно, не поднимая на него взгляд, ключ заскрежетал в скважине первой решетки и граф де Ля Морт устало прикрыл глаза, девушка явно хотела с ним говорить, а вести душеспасительные беседы с монахиней он был сейчас совсем не настроен.

Между тем Анна остановилась у самых дверей его клетки и, наконец, подняла взгляд на своего пленника. В ее голубых глазах стояли слезы, даже не читая мыслей, Анкель почти физически чувствовал ее жалость, и это вызвало у него в душе новую волну обиды и раздражения.
- Зачем ты пришла? – стараясь говорить, как можно более холодно, спросил вампир, - Уходи! Без тебя мне будет легче переносить мучения…

На последних словах его голос слегка дрогнул и граф закашлялся, прикрыв рот рукой. От жажды у него начались спазмы, а запах человеческой плоти только усиливал муки.

Вместо ответа на его слова в замке клетки лязгнул ключ и Анкель не поверил своим глазам - девушка открыла дверь. Оставаясь на пороге его узилища, Анна тихо сказала:
- Я пришла Вас отпустить. Я не могла сделать этого днем, но теперь... Отец пока не вернулся, Вы еще успеете уйти.

На этот раз Анкель уже не мог поверить своим ушам. Однако при мысли о возможном спасении силы частично вернулись и, поднявшись на ноги, вампир приблизился к уже отпертой решетке, не сводя пристального взгляда со своей спасительницы, и одновременно ощущая невероятно притягательный запах ее крови. Не малая сила воли понадобилась ему, чтобы тотчас не набросится на несчастную послушницу и не осушить ее до последней капли.

Открыв дверь клетки, граф встал рядом с девушкой, вновь виновато опустившей взгляд, он хотел немедленно покинуть это ненавистное помещение, но не мог уйти, не задав одного вопроса.
- Почему, Анна? Почему ты это делаешь для меня? – серьезно произнес Анкель, не сводя с нее глаз, - Неужели жалость к монстру сильнее страха перед его злодеяниями? Или все же есть что-то еще?

- Я не боюсь Вас, - тут же ответила Анна, - Я Вас...
Она осеклась и опустила голову, едва удержавшись от опасного признания, но затем вновь заговорила, искренне и без страха:
- Я никак не могу забыть того человека, каким Вас увидела впервые. Он не заслуживает Всего того, что уготовил Вам мой отец, и я не хочу, чтобы с тем человеком... с Вами... - эти слова дались ей явно не просто, - Чтобы с Вами случилась беда. Вы гораздо лучше, чем можете казаться нам, то есть людям. Мы боимся и потому ненавидим всех Ваших... сородичей. А я не могу Вас ненавидеть и не хочу бояться.

В один миг в душе вампира исчезли все сомнения, злость и обида, сменившись счастьем и победным восторгом.
- Я чувствовал… Я знал, что ты тоже любишь меня, Анна! – уже без холода в голосе, мягко произнес он, - Так бежим со мной, мой ландыш, я подарю тебе вечность, и весь мир ляжет к твоим ногам!

Срубить дерево, сжечь дом, совратить ребенка...

На этот раз превращение далось легко и, чувствуя себя совершенно свободным, вампир полетел к выходу из ненавистного храма-тюрьмы, чувствуя как Анна провожает его грустным взглядом.
«Она позовет меня, непременно позовет!» - думал он вылетая из дверей церкви: «Ведь теперь я не сомневаюсь в ее чувствах!»

Однако прежде чем покинуть церковный двор, граф вновь обрел человеческий облик, остановившись перед сложенным из сосновых бревен костром, над которым возвышался каменный столб с кандалами. Рядом, по обе стороны от него, уже горели два костерка поменьше, так что место предстоящей казни было хорошо освещено.

«Смотрю старина Матеуш уже приготовил все декорации к своему бенефису!» - зло глядя на костер, подумал вампир: - «Вот только дров что-то маловато, представление рисковало затянуться… хотя, скорее всего, священник рассчитывал поджаривать меня все два акта… Но ничего, мы это учтем при написании нашего либретто!»
Резко отвернувшись от места своей предполагаемой казни, разгневанный вампир опять совершил превращение и понесся навстречу грозным выкрикам, которые впрочем, очень скоро сменили визг и мольбы о пощаде.

Верша свое «правосудие» над перепуганной толпой, граф де Ля Морт не знал, что крики неудачливых крестьян-бунтарей услышала и Анна.

После прощания с вампиром, она собиралась немедленно покинуть церковь, но лишь за тем, чтобы добраться до дома и собрать немногочисленные вещи. Девушка решила бежать и навсегда укрыться в стенах монастыря, спасаясь там от гнева отца и угрызений совести. Однако стоило ей лишь выйти в церковный зал, как до её слуха донеслись звуки, возвещающие, что началось то, чего она боялась. Анкель разгонял идущую к храму толпу, или же его родня, обнаружив, наконец, пропавшего без вести вампира, в гневе, начала показательные казни непокорных селян - девушка боялась об этом думать.

И в том и в другом случае была виновата только Анна, и осознание того, что она только что собиралась трусливо сбежать, окончательно лишило ее сил. Это было невыносимо, сердце буквально разрывалось на части при каждом новом вопле страха, доносившимся с улицы.

Не видя ничего от слез, девушка упала на колени перед статуей Святой и стала молить Бога о спасении душ всех тех, кого её жалость и греховное чувство к порождению Тьмы обрекли теперь на гибель, а так же о ниспослании ей сил для принятия заслуженной кары.

Срубить дерево, сжечь дом, совратить ребенка...

Ночь. Невероятная, несравненная, изысканная и прекрасная ночь. В полете, насытившийся и полный сил, Анкель наслаждался каждой ее черточкой, каждым оттенком едва уловимого аромата, остро ощущая свою свободу и превосходство, и ценя их как никогда прежде. Он летел к родовому замку, наслаждаясь красотой весенней ночи и свистом ветра в трепетных крыльях. Но при этом граф не забывал и свою смертную спасительницу, ведь теперь она стала для него неотъемлемой частью жизни, и Анкель чувствовал, что скоро услышит ее зов и вернется к злосчастной церкви-тюрьме, но уже не один.
Прибывание в плену у безумного священника научило вампира, что нельзя недооценивать своих врагов и силу магических знаний, столь презираемых им прежде. А потому он решил, что некоторая осторожность в борьбе с Матеушем не станет лишней, ведь, кто мог предугадать, какие еще опасные знаки начертает тот на полу своего храма или даже на земле перед ним.
«Вот уж, когда пожалеешь об отсутствии святой инквизиции!» - саркастически подумал Анкель: - «Священник, практикующий магию не мог не занять теплое местечко в ее каземате!»

И вот, впереди показались чугунные ворота Черного замка. Вернув себе человеческий облик, граф де Ля Морт опустился на выложенную замшелыми камнями дорожку и направился к высоким дверям, одновременно мысленно призывая мать, ведь он отлично понимал, что в замке все уже сильно обеспокоены его дневным отсутствием.

Ступив на порог родового имения, Анкелю вдруг показалось, что он провел в плену целую вечность, а не одни страшные сутки, и в эту секунду вампир окончательно осознал весь ужас положения, в котором находился всего четверть часа назад.
Тем временем в холле уже собрались все обитатели замка, и когда Анкель вошел, он тотчас ощутил, насколько сильны были переживания его родителей и даже подруг. Их эмоции и мысли буквально обрушились на него со всех сторон, заставив на мгновение растерянно остановиться в дверях.
- Что случилось? Где ты был? – едва сдерживая волнение, первой подала голос Лея, - Где ты провел день? И почему в таком виде? Где твоя рубашка?

Графиня находилась в таком нервном напряжении, что Анкель даже не мог обратиться к ней мысленно и что-то объяснить, а потому пришлось отвечать словами:
- Я жив, мама, все хорошо, успокойся… - начал он, но был тотчас перебит отцом.

- До нас дошли какие-то безумные слухи о том, что ты сбежал из страны с дочерью священника!

- Да! – поддержала супруга Лея - А теперь ты являешься домой грязный, полураздетый и говоришь нам, что все хорошо! Да мы чуть с ума тут не сошли, не зная, что и думать, я потеряла с тобой связь, боялась, что ты погиб!

Осознав, что все эти вопросы грозят вылиться в крупный скандал, которого Анкель желал сейчас меньше всего, он решил сразу перейти к нападению, зная, что оно является лучшей формой защиты.
- Да! Я едва не погиб! – в тон родителям, заговорил граф, - Матеуш заставил свою несчастную воспитанницу написать мне письмо и заманить в ловушку! А вы вместо того чтоб искать меня, сидели в замке и волновались! Матеуш жестоко пытал меня, но я не сказал ему ни слова о вашем дневном убежище! Мне удалось узнать имена и планы заговорщиков. Но я погиб бы в пламени костра, не успев предупредить вас об опасности, если бы не Анна, сумевшая хитростью отправить отца из церкви, где меня держали в серебряной клетке, выкрасть ключи и спасти жизнь вашему единственному наследнику!

На секунду в холле повисла мертвая тишина, а затем потрясенная графиня кинулась к сыну, по ее щекам уже катились слезы.
- О, Анкель! – воскликнула она и заключила его в объятия, - Мой бедный мальчик, сколько же тебе пришлось вынести! Но не беспокойся, Матеуш пожалеет, что родился на свет, они все пожалеют! Они все пожалеют, что посмели поднять на тебя руку, как же тебе, наверное, было больно, сынок! Как они только осмелились на такое!

Срубить дерево, сжечь дом, совратить ребенка...