А штаны-то оставила в качестве свидетельства своего присутствия? И по ним на неё выйти можно - стоит только Ворона хорошенько прижать.
ахах...Вот на это я внимания не обратила при прочтение)) Улыбнуло) К счастью, бандюки не придали значения штанинам) Sim-артик- В ожидание нового компьютера...15.08.14.
Отрывок. Почему — то мне, старой и черствой обезьяне, было до слез жалко этих дурных крестьян. И особенно — мальчика, который мечтал о ветрянке. И даже Грицацуеву. И еще я теперь знала, кто меня ей заказал. Ворон. Черт! З.ы. Постараюсь к вечеру выложить продолжение:) Sim-артик- В ожидание нового компьютера...15.08.14.
Дорогие читатели!Если такие еще остались))) Прошу прощения за огромную задержку, были не большие проблемы с работой. Теперь все устаканилось, я уволилсь))) Так что в ближайшее время, разберусь с тех проблемами, и выложу новые серии. Сериал доведу до конца!
Sim-артик- В ожидание нового компьютера...15.08.14.
Итак, в самом радужном настроении я приехала в Парфеново, деревеньку, в которой я куриц второй год покупаю.
— Здравствуйте, баб Галь! — крикнула я, подъехав к знакомым воротам, выкрашенным темно — зеленой краской. Баба Галя, приветливая старушка лет шестидесяти, разогнулась над грядкой, отряхнула подол и подошла к забору. — Ну здравствуй, — ответила она. — С чем пожаловала? — Птичку б мне, — улыбнулась я. — Ох, милая моя, заболели что — то они у меня, — сокрушенно ответила баба Галя, пряча от меня глаза, — извини, но продать не могу. — Хмм… А что с ними случилось? — на мой взгляд, пеструшки, носившиеся по двору, были здоровей здорового. — Дак эта, ынфекция какая — то, — смутилась старушка. — Да ладно, мне ж не в суп, — я протянула ей сотенную купюру, но та испуганно замахала руками — Нет, нет, не буду я греха на душу брать! Я только открыла рот для дальнейших переговоров, как старушки и след простыл.
Странно… Я пожала плечами и, сев машину, поехала вдоль домов, высматривая на подворье курочек. Буквально через пару домов я остановилась возле белёного домика, и, высунувшись из окошка, крикнула старушке на крылечке :
— Бабушка, курочку не продадите? Та степенно отложила недовязанный носочек, томительно медленно достала откуда — то из складок халата очки, водрузила их на нос и внимательно меня оглядела. — Чего — чего тебе, доченька? — наконец приветливо отозвалась она.
Я решила что невежливо разговаривать сидя и, выйдя из машины, разогнулась во все свои почти два метра (помните о сумме роста и каблучков?), и двинулась к калитке, как обычно на ходу смахивая кончиком косы пылинки с колена. — Курочку, бабушка, не продадите, говорю? А бабушка с той минуты, как я вышла из машины, смотрела на меня, как будто у меня пара рожек на макушке. Внезапно она резво подхватилась и побежала в дом, оставив меня без ответа. Я посмотрела на брошенное вязание в глубоком изумлении. Странные они все сегодня, чего эт с ними? Я снова села в машинку и поехала вдоль домов. Странно, но куриц мне никто не продавал. Везде история продолжалась — от меня шарахались. В глубокой задумчивости я присела на лавочку и задалась резонным вопросом — Что, черт побери, здесь происходит? И тут словно в ответ из калитки вылетел мальчуган лет пяти, за ним следовала женщина в синем ситцевом платье. Мальчуган, увидев меня, притормозил, распахнул глазенки и завопил: — Мама, мама, смотри, опять ведьма приехала!!! Завтра ветрянка начнется, и я в садик не пойду!!!
Малыш был явно в восторге от подобной перспективы. Мать, увидев меня, побелела как полотно и, схватив мальчугана, поволокла его обратно в дом. — Да какая она тебе ведьма, — бормотала она, испуганно косясь на меня. — Ну как, тетя Клава ж сказала, что она высоченная и коса до коленок, не спутаешь, — простодушно поведал мальчонка. — Погодите, — медленно произнесла я, — вы же только что вышли, зачем вам возвращаться? — А, я это…, — беспомощно залопотала она, пятясь от меня и знаете, такой ужас был у нее на лице. — Что тут происходит? — спросила я ее. Женщина молчала. Я огляделась. С каждого крыльца на меня смотрели лица селян. Недобрые лица. — Какие у вас ко мне претензии? — крикнула я им. И тут их прорвало. — Никитичну кто на тот свет отправил? — взвизгнула старушка в белом платочке с крыльца ветхого дощатого домика. — А младенца у Дерягиных кто придушил? — возопил следующий голос с голубого домика. — Картошку потоптал… — Муж к соседке ушел… — Сын утонул… Гневные вопли летели со всех дворов. Зеленый домик — умершая корова, кормилица для всей семьи, младенец остался без молока. Трухлявый деревянный домик — сына отправили служить в Чечню, понятно что не вернется. Основательный дом из белого кирпича — непонятный мор, уничтоживший в три дня отару овец, шерсть и мясо которых должны были погасить кредит, так что теперь семейство белокаменного домика пойдет по миру побираться. Меня обвиняли буквально во всех несчастьях, выпавших на эту деревню. — Хватит! — наконец не выдержала и крикнула я. Меня не слушали.
Люди упивались возможностью сгрузить все на новоявленного козла отпущения, они выходили за ограды и надвигались на меня. И тут я вдруг почуяла свежий и нежный запах озона. Запах колдовства. Я не физик и хоть убей не могу объяснить, отчего при работе с магией воздух становится — словно только что прошел дождь. И я окунулась в этот запах, словно в горный ручей, текущий от снежной Фудзиямы, где я была в прошлом году, с хрустальной водой и розовыми лепестками сакуры на поверхности, слегка пахнущий духами «Вода» от японца Кензо. На меня напало дремотное состояние, и мне стало без разницы что около меня — беснующаяся толпа.
Куцый умишко вдруг взбунтовался, утверждая что уже месяц, как снег на Фудзияме растоплен нежными лучами Восходящего солнца. И следующего снега, а также ручьев и всего прочего ждать не меньше пары — тройки месяцев.
Почти равнодушно я с трудом повернула заледеневшее тело на восток и увидела мадам Грицацуеву.
Звали ее конечно не так, родители назвали ее Клавдией, а фамилию у нас не спрашивают, однако на сию небезызвестную даму она походила как родная сестра — близнец. Была она ведьмой средней руки, но при этом — стопроцентно черной. На периферии сознания я удивилась — за что она меня так? Мы ж не ругались. Но действовала она при этом грамотно и тщательно. Я автоматически считала с людей слои заклинаний. Сначала — на доверие — так, она распускала про меня жуткие слухи. Потом — имплант моего образа в каждой душе. Потом — на коллективную ненависть. Умно. Толпа — слепое и жестокое существо.
Гомон не умолкал — он становился громче и громче. Я задыхалась от этой ненависти. Я оборачивалась, смотрела в лица людей и меня корежило, меня ломало от их свирепости.
Я снова отстраненным взглядом посмотрела на Грицацуеву и поняла — живой она меня выпустить не планирует. Дама плела сложные руны заклинания Жажды Крови.
«Сейчас они сложат костер и меня сожгут», — отстраненно подумала я. Круг людских тел, охваченный безумием, сужался
И тут толпу прорезала куча поддатых мужиков с вилами. И я поняла. Меня не сожгут. Меня сейчас просто заколют этими вилами, как бешеного пса, к которому опасно прикоснуться. Безумие селян достигло предела.
… А лепестки сакуры — нежнейшие розовые лепестки падали на хрусталь воды, когда парк Фудзи—Хаконе-Ицзу основательно встряхнуло, нарушая прозрачное спокойствие, подобное смерти.
В Японии часты землетрясения, как сказал наш отчаянно косящий под англичанина гид сразу по прибытии, улыбчивый узкоглазый абориген в английских очочках, английском костюме и с безупречным английским, с головой выдававшего, что он родился никак не в Англии.
И я встряхнулась вместе с колебаниями земли. Вопреки наложенному на меня заклятию фриза мне до жути захотелось жить. С трудом преодолевая оцепенение, я вскинула руки и застонала от боли. Я только что сделала невозможное…
В теле поднялась знакомая волна силы, замешанная на обжигающе холодной, талой снежной воде Фудзиямы. Она застряла рвущимся наружу комком где — то в горле и я хлестнула ей в разные стороны. Те, кого прикоснулась сила, остановились. Те, кто потом прикоснулся к ним, заморозились тоже. Шла цепная реакция.
Я присела на корточки, загребла руками полные горсти дорожной пыли и слегка на нее подула. — За далекими далями на острове буяне лежит камень Алатырь, под ним лежит моя печаль , — шепнула я, доверчиво и нежно, почти касаясь губами пыли, словно губ любимого. Тоненькая струйка песка завихрилась от моего дыхания наверху холмика в моих руках. — Плачет моя печаль — обида, надрывается, к тем, кто меня обидел, рвется — плачется , — чуть громче произнесла я, и вихрь в моих руках набрал силу, потянулся ниточкой к замершей толпе.
Я оглядела толпу. Мне не было их жалко в этот момент. Это придет потом. Медленно распрямляясь, я шептала песку, не сводя глаз с Грицацуевой — ей персонально я вломила слоновью дозу фриза. — И трясется от печали моей земля, гора рушится, гора каменна, так разрушатся тела и судьбы на кого я обижена , — голос мой набирал силу, я прикрыла глаза, отдавая словам свою силу — и свою ярость к неприятно щекочущим прикосновениям лепестков, и то что сейчас придет японец и сделает мне харакири за то что я посмела купаться в талом снегу священной Фудзиямы. — В жилах кровь станет их калеными иглами, и прольются слезы их, и не высохнут , — мои руки, на которых покоилась кучка пыли, разделились надвое, песок, скользнувший меж ними, не достиг земли, а влился в общий вихрь.
Мое тело давно жило само по себе под властью силы. И в заключительном аккорде оно закрутило меня в безумном фуэте, тело стало легче пушинки, опираясь всего лишь на большой палец ноги. Песок с ладоней летел по кругу, а я запечатывала заклинание. И смешивались слова с песком в неразрывную смесь, ввинчиваясь в созданный мной вихрь. Потом, когда я уйду, он осядет на людях — не на коже и не на ресницах — на душах. — Наказываю я вас на три месяца и на три дня и на три часа. Слово мое — заклинание Мастера, а дело будет от слова. Ладошки мои опустели, и я начала чувствовать свое тело. Ощутила, как давит вес тела на палец правой ноги, на который я опиралась в своем фуэте. — Аминь , — сложила я ладони в молитвенном жесте и склонила голову. Постояв несколько секунд в неподвижности, я, наконец, опустилась на стопу и, не глядя, пошла к машине. Меня не держали. Через пару часов люди отойдут от заморозки и смогут двигаться. Но три месяца неудачи и горестей — они заработали, видит Бог.
Выезжая, я оглянулась — вихрь из пыли держался над толпой, опускаясь все ниже и ниже.
Расстроенная до чертиков, я не притормаживая, на автопилоте пролетела через пост ГАИ при въезде в город, за что материально пострадала. — Какие у вас духи классные, — застенчиво сказал гаишник, пряча сотню в карман, — как называются? Я машинально поднесла запястье к лицу и сосредоточенно обнюхала. — «Вода » от Кензо, — наконец определила я. И даже не удивилась этому. — Ну я понимаю, что туалетная вода, — брякнул гаишник, — а называется — то как? Жене куплю, пусть также пахнет. — А так и называется, «Вода», — пояснила я, и не удержавшись, ехидно добавила, — три тысячи в «Парадизе», в другие магазины не ходите, там дороже. Гашник на миг нахмурился, после чего взглянув мельком на часы и лицо его разгладилось. «До конца смены нагребу», — большими буквами сияло на нем. — Спасибо, учту, — поблагодарил он. А я поехала дальше, понимая, что никогда больше не куплю этот парфюм — мечту оппозиционной партии гаишников и нежно — свежий запах смерти. Потом поехала в «Айболит» и купила там здорового попугая за двести баксов вместо курицы.
Потом остановилась в каком — то дворе и тяжело навалилась грудью на руль. Если бы я могла себе это позволить, я б надралась сейчас до чертиков — не каждый день выпадает случай быть почти убитой. Меня слегка потряхивало если честно. Почему — то мне, старой и черствой обезьяне, было до слез жалко этих дурных крестьян. И особенно — мальчика, который мечтал о ветрянке. И даже Грицацуеву. И еще я теперь знала, кто меня ей заказал. Ворон.
Черт! Мозги мои, осознав это, мигом заработали. Да, если я сейчас умру, Ворон навсегда останется под моей охранкой, и она всегда останется свежей и сильной, как и в день моей смерти. Но не может он желать этого. Ворон — привороженный, и он должен мою персону наоборот оберегать! К тому же ему на данном этапе элементарно необходима моя помощь. И тем не менее ухваченные куски сознания Грицацуевой ясно показывали, как утром Ворон положил перед ней тугую пачку долларов. Нелепица… Полнейшая…
Зазвонил телефон. Я посмотрела на экран и тяжко вздохнула — высветился материн телефон. Нет, я ее люблю, но в свете вчерашнего — мало мне не покажется. — Алло, — тоном приговоренного к смерти буркнула я. — Маня, это тетя Капа, — раздался в трубке голос материной подружки. Безответная, до глупости простодушная тетка, ей как и матери сорок восемь лет, а выглядит на все шестьдесят. — Здравствуйте, тетя Капа, — выжидательно поздоровалась я и заткнулась, ожидая продолжения. — Маня, я конечно понимаю что у вас с матерью отношения плохие, но все ж мать, — начала она издалека. — У нас отличные отношения, — слегка удивилась я. — Да? — запнулась она и помолчала, видимо, собираясь с мыслями. — Маня, ну я не знаю, просто посчитала нужным сказать, что мать в тяжелом состоянии. Ты бы приехала, мало ли что. — Тяжелое состояние в чем выражается? — перебила я ее. — Вчера ей поплохело сильно, давление было ужасное, а сегодня вот встать не может — сердце. — Скорую вызывали? — Нет, Ольга Алексеевна запретила, сказала что все врачи от дьявола, и что если и умрет — то на все воля Божья. Мать у меня последние несколько лет стала ярой последовательницей Свидетелей Иеговы, так что подобные закидоны меня совсем не удивили. — Я сейчас приеду, тетя Капа. — Вот как хорошо — то, — обрадовалась она, — а то я вот боялась, вдруг Ольга — то помрет, а ты и не попрощаешься. «Типун тебе на язык», — злобно подумала я, отключаясь. В материной квартирке стояла непривычная тишина. Тетя Капа, на цыпочках выпорхнувшая из спальни, шепотом сказала : — Вовремя, она как раз в сознании. «Бог мой, настолько плохо?» — мелькнула молнией мысль и я пулей рванула к матери. — Мамочка, это я, — покаянно шепнула я, садясь около нее на краешек кровати. — Здравствуй, доченька, — тихо ответила она. — Я тебе конфеток привезла, — я поставила на тумбочку ее любимые «Рафаэлло». — Спасибо, — ее глаза наполнились слезами, — перед смертью всегда сладенького хочется. Я молча держала ее руку в своих ладошках, пуская свои жалкие остатки силы хотя бы проверить материн организм. — Маняша, доченька, — после долгой, очень долгой паузы, там и не дождавшись от меня ни слова, спросила мать, — у тебя как дела — то хоть? — Мам, — я встряхнулась и посмотрела на нее. На диагностику у меня сил хватило, слава Богу, с матерью было все в порядке, так, обычное воспаление хитрости в левой пятке и жажда внимания и сочувствия. — У меня все нормально. Выздоровеешь — давай съездим на какие — нибудь Канары, развеешься хоть, а? А то мне тебя так жалко, ты ведь со своими ученичками скоро в могилу раньше времени сойдешь. — Да какие мне Канары, — поджала она губы. — Ноги бы не протянуть на этой неделе. Но видно было, что ей мои слова приятны. — Не протянешь, я тебе лекарств привезу, и все нормально будет. — На все воля Божья, — твердо ответила мать, — никаких мне лекарств не надо. Захочет Бог к себе забрать — так кто я такая, чтобы ему противиться? — Мамочка, а что у вас со сквериком? — торопливо спросила я, боясь, как бы она снова не начала мне проповедовать. Нет, я ни в коем случае не воинствующая атеистка, у меня с Богом нормальные, уважительные отношения — мы учитываем интересы друг друга. Он мне частенько отвечает на молитвы и дает требуемое, я же строго отношу его десятину в церковь и стараюсь жить по его заветам. Последнее не всегда получается — ну да и он не всегда отвечает на мои молитвы. Так что все честно. — Да вот вчера как раз была в мэрии, — на глазах ожила мать, и глаза ее запылали праведным гневом. — Развели тут порнографию, понимаешь ли! Детям погулять негде! Ну да я на них нашла управу! У самого Добржевского была! — Да ты что? И что — то решилось? — материна активность меня всегда поражала. Скверик наш и правда был в аховом состоянии, фонтан пересох и в нем вольготно чувствовали себя всякие травки, деревья росли как попало, неподрезаные и небеленые, а в мощеных тропинках отсутствовала половина плиток. Вот мать и взъелась на власти. — Да, как выяснилось, его и так ремонтировать запланировали, и сегодня должны были начать. Ты мимо него не проезжала? — беспокойно спросила она. — Нет, я с другой стороны подъехала. — Не начудили б они с этим ремонтом, еще сделают вкривь — вкось, — задумчиво сказала она, поглядывая на меня. Я про себя ухмыльнулась — все идет как надо, мне везет. Сейчас меня выпроводят, чтобы я не видела, как умирающая вскочит и побежит инспектировать ремонтные работы — Что ж, Маняша, спасибо, что забежала, попроведовала, — спохватилась мать и снова приняла вид умирающего лебедя. — Беги уж теперь по своим делам. — Мамочка, дел у меня невпроворот, если честно, но неужто я тебя в таком состоянии брошу? Нет уж, буду кормить тебя с ложечки и подтыкать одеяло. Мать в беспокойстве взглянула на меня.
— Да мне гораздо лучше, — пробормотала она. — Ступай. — Нет уж, — твердо ответила я. — Как подумаю, что это ты из — за меня слегла, так убила бы себя. Я тут останусь столько сколько нужно, пока на ноги не встанешь.
Мать глубоко задумалась. В наступившей тишине со стороны сквера отчетливо послышались какие-то удары, вой моторов и это решило дело. — Я здорова, — объявила мать. — Мне гораздо лучше. Ты вчера конечно поступила отвратительно, чуть в гроб меня не вогнала, но раз ты раскаиваешься, значит мать тебе еще немного дорога. — Конечно дорога, — улыбнулась я. — Подай халат, — велела мать. Я помогла ей одеться и мы еще попили чаю с ней и тетей Капой. Матери не терпелось меня выпроводить, по всему было видно, однако я с честью выдержала минут двадцать разговоров о благодати Божьей и ужасном описании того, что ждет меня после смерти, если я не покаюсь. — Ладно, мамик, я побежала, не скучай, — наконец на двадцать первой минуте встала я и чмокнула мать в щечку. — Ты осознала, как ты гадко себя вела вчера? — уточнила она напоследок. — А что, не видно? — я и правда не хотела ссориться, мать ведь. — Там на кухне пакеты с продуктами оставила, там же деньги лежат, разберешься. — Ну вот как раз, соберем чаепитие с Анной Константиновной и Николяшей, — обрадовалась она. — Ты бы видела, что за чудо тот Николяша, умен, начитан, стихи пишет. — Увидим, — кивнула я, понимая, что от судьбы не убежишь. — Только предупреди заранее, вдруг у меня дела. — Какие у тебя могут быть дела, — фыркнула мать, — ты вроде на работе нигде не числишься. — Ладно, мамик, я убежала, — предпочла я не вдаваться в подобные темы — мать все равно не переспоришь. Выйдя из подъезда, я посмотрела на часы, завела машину и поехала в спортклуб. Пару часов я злобно накачивала мышцы немыслимыми нагрузками, пока усталость не вытеснила все остальное. Потом полчаса поджаривалась в сауне, изредка булькаясь в бассейн со льдом. Наконец я решила что время до вечера я убила с пользой и поехала домой готовиться к ритуалу. У подъезда меня ждала Маруська, моя непутевая подружка. Радостно улыбаясь, она замахала руками и завопила при виде меня:
— Машка, мать твою! А я тут вся прям тебя заждалась, заждалась! Люди во дворе с интересом обернулись на ее вопль. Я улыбнулась еще радостней — Маруську я здорово любила. Подруга детства, из одной песочницы выползли, что тут говорить! — Куценко! — завопила я. — А ты чего не предупредила, что приедешь? И мы рванули навстречу друг дружке, обнялись, похлопали друг дружку по спине, и взявшись за руки пошли домой. Детский сад, вторая группа, ей Богу. — Марусь, а ты чего не позвонила что приедешь? А если б я сексом в это время занималась, допустим? — попеняла я ей. — Оделась бы и вызвала такси любовнику, — легкомысленно ответила она. Мы посмотрели друг на друга и рассмеялись. Люблю я Маруську до ужаса. — Пошли в дом скорее, — потащила я ее к подъезду. — Легостаева замуж за своего наркомана выходит, знаешь? — поведала она в лифте. Мы с Маруськой давно придерживаемся принципа «как это — я знаю, а ты нет!». — Ха — ха! — мерзко засмеялась я, — этой задаваке так и надо — помнишь, как она в классе из себя королеву строила? Тут двери лифта разъехались, но Маруська столбом стала в проеме в слегка обалдевшем виде и осторожно спросила: — Рублей? — Долларов, — насмешливо уточнила я и слегка ее подтолкнула. Маруська вышла из лифта и задумчиво произнесла — А я в своей шарашке полторы тысячи получаю. Потом взглянула на меня и уточнила : — Рублей. — А я так тебе разве не помогаю? — обиделась я. — Я ж тебе постоянно денег даю и продукты привожу, неужто я тебя, Марусь, на 50 баксов жить оставлю? И чмокнула ее в щечку. Люблю я ее, паразитку, как родную сестру. В квартире Маруська тут же ринулась на кухню, а я — в ванную, после тренировки меня как с мусорки подобрали. — Ты чего сожрать хочешь, старушка? — бодро возопила она. — Паэлью сделаешь? — крикнула я. — Ага, — гаркнула она. — А ты что сейчас делаешь? — Я в ванной, приходи спинку тереть! — Ага, я вот только прям поставлю все жариться — париться, и приду! Бог мой, как я люблю Маруську! Я бы очень хотела чтобы она жила со мной, но вот парадокс. Места тут — роту селить можно с комфортом, но для Маруськи места нет. Потому что моя работа и круг общения слегка небезопасны, однако я — то от семи собак отлаюсь, а у Маруськи могут быть проблемы. Да и к тому же наша дружба осложняется наличием у нее мужа.
Мы с Маруськой всю жизнь были вместе. Мамы — подруги родили нас с интервалом в два дня в одном роддоме, жили мы в соседних домах, сидели рядом на горшках в детсаде, и разумеется вместе пошли в школу. Мы никогда ничего не делили, одежда у нас была общая, карманные деньги мы решали вместе как потратим, и неважно было, что мне родители могли давать гораздо меньше чем Маруське А если быть честной, то денег мне в детстве давали всего один раз — целых семь рублей, тайком от матери сунутых мне подвыпившим отцом в восьмом классе. Однако вопрос, на чьи деньги мы идем на дискотеку или в салон делать химию никогда не возникал. Шло время, мы росли, я вымахала в тощую дылду с длиннющей косой, которую тщательно полоскала ромашкой добела — джентльмены предпочитают блондинок! Супердлинные волосы мне были позарез нужны — я уже в детстве увлекалась магией, а ведьме такие волосы необходимы, как программисту компьютер. Однако гадкие волосы росли из рук вон плохо и мне пришлось с двенадцати лет им «помогать» — читать на растущий месяц специальный заговор. Волосы и вправду стали расти с околосветовой скоростью, однако черт возьми! Мой и без того невыразительный фейс отчего — то стал вовсе никаким. Глазки вроде как уменьшились и собрались в кучку, нос потерял идеальную прямоту, а на подбородке вылез здоровенный прыщ. Вот так я расплатилась за обладание роскошной косой. Те кто меня не видел хотя бы год — напрочь отказывались во мне признавать меня.
Потом, уже после школы, Маруська на год уехала к тетке, а вернулась она уже с мужем — тихим художником Серегой, который тут же полюбил меня чистой и страстной любовью. Нет, он не приставал ко мне, не лез потными руками под юбку в отсутствие жены. Он просто молча страдал и писал с меня портреты маслом. Маруська все видела, но на отношении ко мне это никак не сказывалось. Один раз на вечеринке мы здорово набрались и он меня попросил его поцеловать. Я поцеловала, но ходить к Маруське домой я перестала.
Я наконец разделась, кинула одежду в стиральную машинку и забралась в наполненную горячей душистой водой ванну. — Ну ты прям тут без меня не соскучилась? — с грацией паровоза Маруська впорхнула и уселась рядом на стульчик. — Соскучилась, соскучилась, — усердно закивала я, намыливая голову шампунькой. — Слышь, старушка, я к тебе с ночевкой, родня понаехала, на головах спим. — Урря! — выразила восторг я и намылила пятки. — Башку помассажировать? — спросила Маруська, и я радостно закивала. Тут же Маруськины сильные пальцы развернули мое лицо на 180 градусов и впились в кожу головы, двигаясь с энергичностью бетономешалки. — Мммм…. Марусик, я тебя так люблю, — зажмурилась я от блаженства и шампунной пены, летящей из — под ее пальцев в разные стороны. — Мне надо что б меня ценили! — наставительно ответила подружка. — Так я ценю, — уверила я ее и поскребла мочалкой правую ногу. — У тебя — то дома что нового? — Да гости третью неделю, сил уж нет, — пожаловалась она. — Что за гости, много их? — Мама и моя вздорная бабуся, — мрачно ответила Маруська. — Бог мой, — охнула я, — и как вы там умещаетесь? У Маруськи была маленькая однокомнатная хрущевка. — А вот так и умещаемся, — буркнула та. — Спинку потереть? — Ага, потереть. Слушай, а чего ты раньше ко мне не приехала? — Да раньше еще терпимо было, а тут бабусины закидоны меня уже допекли. Представляешь, я не успеваю готовить, как она из рук все рвет, никак наесться не может, и потом ходит и всем рассказывает по двору, что ее не кормят абсолютно, не даст ли ей кто корочку хлеба. — Ничче себе, — присвистнула я. — А чего это с ней? — Так она сошла с ума, вот мать ее и привезла у нас тут в областной к доктору, сами уже там с ней замучались, а тут по крайней мере есть надежда что ей станет получше. — Марусь, я это больше не лечу, — тихо сказала я. Как — то раз я лечила сумасшествие и чуть его на себя не перетянула, теперь к этому даже подступиться боюсь. — Да я знаю, — вздохнула та, надраивая мочалкой мою спину. — Если б ты могла, я б тебе давно бабусю притащила. Из кухни донесся звон микроволновки и Маруська, всплеснув руками, опрометью бросилась из ванной. Я подобрала мочалку, задумчиво еще раз намылилась, хорошенько ополоснулась холодной водичкой и закуталась в белый махровый халат. Не успела открыть дверь, как на пороге нарисовался Бакс и мерзко мявкнул, косясь на лоточек. Вот гаденыш! Я быстренько вытряхнула лоточек, снова насыпала наполнитель и бросила сверху баксы. — Вот ничего себе! — за моей спиной Маруська потрясенно смотрела на деловито устраивающемся поверх долларов коте. — Это что, последний писк в вашей тусовке? — Да какой к черту писк! — я злобно посмотрела на своего кота, — баксы фальшивые. Просто я когда этого дармоеда из зоомагазина принесла, наполнитель для лоточка купить забыла, а под руку пачка баксов напечатанных попалась — мы накануне в монополию ими расплачивались. А этот гад с тех пор и привык! — Вот гад! — выразила солидарность Маруська и тоже злобно посмотрела на кота. Тот, забив на нас и прикрыв глаза, сосредоточился на процессе. — Тьфу! — плюнула я и посмотрела на вконец отощавшую пачку долларов в моей руке. — Паэлья — то скоро? — Полчасика подождать надо. — Тогда пошли печатать этому дармоеду баксы, — велела я. Выходя, я кое-как удержалась от желания двинуть тапком в жирный черный бок. Маруська, по-моему, тоже.
Оставшиеся полчаса мы с Маруськой усердно печатали доллары на принтере и упаковывали их в пачки. — Что за фигня, — сердилась она, ровняя стопочку и оборачивая ее банковской лентой. — Сложи кучкой в коробку, не все ли равно твоему коту! — Маруська, ничего ты не понимаешь, — объясняла я, разрезая листы. — Это ж такой прикол — приходит кто, а у тебя на полочке — ровные ряды баксов! — Понторезка ты, Маня, как и твой кот, — осудила она меня. — Все равно все сразу поймут что баксы настоящие так не лежат. Да и откуда у тебя столько их может быть? — Дай хоть помечтать, — отмахнулась я. Мы дружно оглядели ровные ряды пачек на полочке, я подошла, тщательно их пересчитала и удовлетворенно сказала:
— Больше миллиона гринов. И это все для моего кота! — Ну и хватит! — постановила Маруська. — Пошли на кухню!
И мы дружненько потопали вниз. — Мне, кстати, отдельную спальню, — предупредила она по дороге, — ты во сне дрыгаться начала. — Дрыгаться? — изумилась я. — Ногами, — подумала и уточнила Маруська. — Блин, так у меня кровать большая, просто ложись от меня подальше да и все, — посоветовала я. — И мы перед сном зато сможем как обычно поболтать. Маруська задумалась на минуту, помешала паэлью и наконец согласно кивнула. После чего погнала меня зачем — то мыть руки и споласкивать чистейшие тарелки.
Наконец она усадила меня за стол и поставила тарелки с паэльей. — Люблю повеселиться, особенно пожрать! — довольно заявила она, берясь за ложку.
Что меня в Маруське всегда поражало — так ее речь. И это при родителях — филологах. Впрочем, паэлья на моей тарелочке пахла столь заманчиво, что я просто кивнула головой, пряча улыбку и в очередной раз подумала о том, как я люблю Маруську. А когда наливала ей сок, то капнула туда немного клофелина. Незачем ей видеть все что я сегодня буду творить.
Маруська быстренько расправилась со своей порцией, шумно вздохнула и встала: — Пойду я, старушка, со своим программистом початюсь хоть, что ли… — Ага, иди, — кивнула я, — он меня и так уже достал — где АнгелДива да где АнгелДива. AngelDiva — такой претенциозный ник Маруська выбрала себе в интернете. Всем желающим рассылалось изображение — моя едва прикрытая фигура с моими же волосами и Маруськиным лицом. Все это я однажды слепила ей в фотошопе, и получилось на редкость удачно, прямо супермодель, на что повелось куча народа программистского пола и один физик. О том, что она имеет также и мужа, Маруська благородно умолчала, и бедные компьютерщики пачками валятся у ее виртуальных ног, умоляя составить им счастие все жизни. Одного же, некоего Алекса из Швейцарии подружка выделяла особо, потому что он раз в месяц обязательно присылал ей презенты на ее имя, но на мой адрес, потому как подружка моя пока разводиться не собиралась.
Маруська утопала в кабинет на втором этаже, а я помыла посуду и задумалась, чем заняться. К счастью, думать мне пришлось недолго — звякнул телефон. — Алё, — раздался в трубке тонкий подростковый голос. — Здравствуйте, — скучающе ответствовала я. — А скажите, я вот парня приворожить хочу, можно? — манерно растягивая гласные, произнесла девушка. — Сначала надо пройти гадание, проверить совместимость, это стоит сто долларов, если все в порядке — то надо фото привораживаемого, желательно, но не обязательно его личная вещь, — скучающе перечислила я. — Стоит это полторы тысячи долларов, девушка. — Я не девушка, — оскорбился голос отчетливо прорезавшимся пацаньим дискантом. — Извините, — ошеломленно пролепетала я, однако трубку уже бросили. Видимо, цена не устроила. Кстати, интересно — а и правда, однополая приворожка сработает? Если еще и привораживаемый — стопроцентный натурал? Надо будет как — нибудь поэкспериментировать. Вопрос — где взять гея или лесбиянку? И к тому же в порядке эксперимента придется работать бесплатно. Эта мысль мне сильно не понравилась, я тут же выкинула ее из головы и двинулась в кабинет — посмотреть, как там Маруська, скоро клофелин должен подействовать. Снова зазвонил телефон. Если это мальчик — гей, то я его все же возьму в работу, просто результатов гарантировать не буду, и заплатит он мне, только если все получится.
Это был не гей, а Максим, мой старый клиент, один из первых. — Маняша, — после обязательных приветствий добрался он до сути дела, выручай. — Выручу, — пообещала я, — если смогу, конечно. В чем дело? — Да у меня брательник сегодня откинулся, двадцать пять лет всего парню. — И в чем проблема? — Да понимаешь, я и сам по молодости чудил, тоже пару ходок за спиной имею. Но теперь — то не то время, теперь деньги делать надо, а не на нарах париться. А брательник как залетел в четырнадцать лет, так и из тюрьмы не вылазит. Только откинется — месяц — два на свободе — и опять по этапу. Не нравится мне это, можешь помочь? Я подумала и нехотя кивнула: — Могу сделать только что б он тюрьмы как огня боялся, а вот чтобы он туда не попал не могу. В жизни — то всякое бывает, я его сегодня заговорю, а он завтра случайно собьет в пьяном виде пешехода, и никакого ему условного с такой биографией. Понимаешь, что я хочу сказать? — Я понял. Если честно, я думал ты какой оберег ему сделаешь, чтобы он от тюрьмы отвертелся в случае чего, но так получается даже лучше. Раз будет бояться тюрьмы как огня — значит чудить да нарываться перестанет. — Но мне нужна его рубашка, в которой он из тюрьмы явился. Нестиранная, — уточнила я. — Погоди, — он положил трубку около телефона и понесся вглубь дома, на ходу крича, — Галька!!! — Чего тебе? — донесся до меня голос его жены. — Олежкины обноски ты часом не стирала ? — А там чего стирать — то? Выкинула я их. — Куда? — завопил Максимка. — Как куда? Ты сам недавно ведро вынес. Слышно было, как Макс заматерился, жена за словом в карман не полезла, и я недолго думая повесила трубку. Разберутся — перезвонит.
Через пять минут телефон снова зазвонил. — Маняша, — это был конечно же, Макс. — А без рубашки никак? Платок его носовой есть. — Никак, — твердо сказала я. — Да понимаешь тут какое дело, жена его вещи на помойку выкинула, где я их теперь возьму. — Выкидывал когда? — Да пару часов назад, — настороженно ответил Макс. — Вот там и возьми, — спокойно сказала я. — До утра мусорный бачок точно не вытряхнут. — Мне — ковыряться в помойном бачке, как бомжу? — не поверил Максим. — Ну не мне же, — пожала я плечами, — твой брат. — По — другому никак, еще ведь светло, люди ходят? — несчастным голосом спросил он. — Никак, — равнодушно ответила я. — Вытащишь рубашку — приезжай с ней ко мне. — Ладно, — уныло сказал он и мы попрощались. Я нарезала Баксу телятинки, налила молочка и с удовольствием посмотрела, как он все с аппетитом слопал. Бакса я в зоомагазине купила за пять рублей, скучно чего — то стало, решила хоть котенка завести. А котеночек за полгода вон в какого слона вымахал. — Маня, я спать пойду, чего — то глаза слипаются, — крикнула мне сверху Маруська.
— Поняла, приятных снов, — крикнула я ей, подхватила Бакса, сунула ноги в тапочки и пошла вниз — я почему — то решила что коту требовался моцион и единение с природой. Чуть поодаль от моего домика была роскошная березовая роща, настоящая, не оскверненная ландшафтными архитекторами. Тропинки там были просто протоптаны, березы росли как попало и давали густую тень в жаркий день, трава там была до колен, и слава богу никто ее стричь и не помышлял.
Бакса я высадила в траву, и он тут же, прижавшись к земле, пополз на разведку. Сама же я присела на самодельную лавочку и принялась листать захваченный из дома Космополитен.
— Мяу! — жалобно завопил мой бравый дома кот, глядя на меня полными отчаяния глазами из травы. — Гулять, Бакс, — наставительно приказала я. — А то сидишь дома, света белого не видишь. — Мяу! — еще более душераздирающе вякнул он. — Никто тебя тут не съест, — уверила я его и продолжила чтение о том, как правильно уводить чужих мужей. Бакс подумал и пополз куда — то на северо-восток, с шелестом раздвигая траву. Sim-артик- В ожидание нового компьютера...15.08.14.
Сообщение отредактировал КышХомяк - Пятница, 15.05.2015, 13:03
А теперь я не знаю что делать. Отснятые скрины кончились. После слета игры, я восстановила все сохраненки и скаченные файлы. Но некоторые все таки пропали. Многое нужное для сериала утеряно, и найти в интернете пока не получается. Самое важное это мебель, и элементы строительства. Я не хочу закрывать сериал, но и переснимать все заново, тоже не уверена. Ближайшее время буду искать недостающие файлы, если нет, то придется закрыть. Пока под вопросом. Sim-артик- В ожидание нового компьютера...15.08.14.
ахах...Вот на это я внимания не обратила при прочтение)) Улыбнуло) К счастью, бандюки не придали значения штанинам)
