Это было лет шесть назад до настоящих событий. Кажется, была зима. На Матвее был тёплый свитер, и рыжие ботинки вели его домой. Его рука лежала в руке его матери. Это был последний день, когда он её видел. На ней было серое пальто, оставшееся от его отца; оно ей было велико, но оно грело. Они шли домой из детского сада, шли молча; Матвей не сводил глаз со своих ботинок, такие же носил его отец, только размером побольше. На улице не шёл снег, было не по-детски темно и тихо. Мать с сыном зашли в подъезд и осторожно поднялись на свой этаж.
Дверь в их квартиру была распахнута, коврик у двери предательски отброшен в лестничный пролёт. Матвей задел коврик рукой, и он, пыльный и застрявший между, полетел вниз, на первый этаж. Мальчик, ища ответы, посмотрел на мать, но в её испуганном взгляде не нашёл их, он только крепче сжал её руку. И они также неизменно молча вошли в свою квартиру.
В квартире не было шумно, только горела лампочка в прихожей, и у двери валялись огромные ботинки отполированного серого цвета с выдранным мясом на пятках одного из них. Это были ботинки Чипа; его напарник Чоп никогда не разувался в чужих квартирах. Чоп сидел в темноте и в пальто в гостиной, а Чип что-то водил пальцем по оконному стеклу. Когда Матвей с матерью туда вошли, свет сам по себе включился и стал мигать.
- Мальчик, подойди к окну, - сказал Чоп, не глядя на него.
- Ты что-нибудь в этом понимаешь? - спросил Чип, когда Матвей подошёл к нему. Имея в виду рисунки на стекле. Они светились синим, и чем-то напоминали график полётов самолётов. Матвей не знал, что это значит.
- Покажи руки, - приказал подошедший к ним Чоп. Матвей инстинктивно запрятал руки за спину, но Чоп выдернул одну из них, и уставился на его ногти, тыча ими в лицо своему напарнику. Они были розового цвета, такого, какой им был нужен.
Чип и Чоп забрали мальчика. В интернат для детей с розовыми ногтями. Он назывался "Ино 163", и находился в другом городе, таком же, как этот. Матвей не помнил дорогу туда, он помнил только замершую мать, стоящую в двери, когда его уводили. Она ничего тогда не сказала. Матвей тоже. Он даже не сопротивлялся им. Через день ему должно было исполнится шесть.
Сообщение отредактировал Неуверенность - Воскресенье, 04.09.2016, 15:49
В классе было три парты и один большой стол, за которым сидели особо непослушные дети. Их стулья привязывали к столу, чтобы они не отъезжали подальше от остальных детей, сидящих за столом. Учитель был один, он монотонно рассказывал что-то. Что-то о природе. У Кости был нож, обычный канцелярский нож, он выменял его на сигареты. Костя тыкал им в Эту. Они оба сидели за этим столом, рядом друг с другом. Эта терпела, она не могла отодвинуться подальше от Кости. Косте это тоже особо не нравилось, ему нравилось, когда ему сопротивлялись. Учителю это тоже всё надоело, и он выгнал их обоих из класса.
Эта оказавшись за пределами класса, побежала со всех ног подальше от их всех, даже не глядя куда. В коридоре недавно помыли пол, и она иногда подскальзывалась, но всё же стояла на ногах, не падала вниз. Костя оказавшись на свободе не торопился бежать, он знал, что Эте далеко не убежать, тут некуда бежать, он знал все пути. Тот коридор, которым она побежала, ввёл неизменно в туалет, он это знал, а она - нет. Она здесь недавно, полгода как. Когда её привезли к нему, на ней были оранжевые сандали, как и у него, когда его сюда привезли. За окном была зима, голая усталая зима, а на ней были его оранжевые сандали. Он знал, что ей некуда бежать, кроме как в тот огромный общий туалет на втором этаже со странным названием "уборная". Там никто и никогда не убирался, и там ещё никого не убрали, не убили и не нашли мёртвым. Костя знал это не понаслышке.
Эте пришлось забежать в туалет, она ещё не знала, что там. Там было большое окно со стёклами голубых оттенков. Это был один оттенок, но время сделала окно разноцветным, грязно-синим, серым, белёсо-голубым, даже чёрным. Окно делало помещение более-менее живым, а электрическая лампа висела над ним на тонкой проволоке бездушно и бесполезно. Эта подбежала к умывальнику, инстинктивно включив кран, вода нехотя двинулась по трубам и фыркнув обрушилась в раковину ржавым цветом. Эта закрутила кран, сильно. В зеркале, мутном и треснувшем, отразилась её испуганная улыбка, за её спиной стоял Костя, замерший и одинокий. Он кое-что вспоминал. Здесь он прятался от старших ребят. Здесь обычно прятались те, у кого не было друзей. Он поближе подошёл к Эте, но не настолько близко, чтобы её напугать.
- Может быть хватит меня резать ножом, - сказала Эта, задев руку Кости, в которой лежал нож. Она хотела схватить его, но так и не осмелилась, а только задела его руку. У него от неожиданности выпал нож.
- А что будем делать? - спросил Костя, подойдя ещё ближе к ней, и начав пристально рассматривать их отражение в зеркале. Ему понравилось, как они смотрелись вместе. Он был маленького роста, но с ней он не казался маленьким. А она с ним не казалось такой убогой, какой была в классе. В ней было что-то такое, что он не мог объяснить. Какая-то сила.
- Дру... жить, - заикаясь, ответила Эта. Она потрогала свою порезанную руку, и посмотрела на Костю через зеркало.
- Дружить, - повторила она.
Сообщение отредактировал Неуверенность - Воскресенье, 04.09.2016, 15:49
Когда Матвея перевели к Эте, все уже спали. Воспитательница просто передала его Эте, которая тогда дежурила. Эта была не тем человеком, чтобы кому-то что-то показывать или рассказывать, особенно новичку, но так получилось. Воспитательница устало представила ребят друг другу и ушла к себе спать. На Матвее было серое отцовское пальто, которое ему уже было практически впору, только в плечах было ещё великовато, а по росту было вполне себе. Матвей был довольно-таки высоким мальчиком для своего возраста, высоким и угловатым, но его угловатость была незаметна под мешковатой одеждой. Эта оглядела его с ног до головы, он был не похож на остальных, он был какой-то другой. Не убогий. В её ровесниках чувствовался какой-то изъян, не обязательно внешний, даже больше не внешний, все они были практически здоровы. Но то взгляд, волчий и исподлобья, или улыбки приклеенные и злые, или испуганные глаза, зажатость или наоборот, до гола раскрепощённость, всё это говорило о них, как о убогих, а он был не такой. Ничего общего.
- Ты откуда? - спросила Эта.
- Из интерната для особенных..., - ответил Матвей.
- Что это ещё такое? Психдиспансер что ли?
- Неа. Ну там типа дети со способностями...
- Какими способностями?
- Ну я не знаю... У меня нет этих способностей. Меня поэтому и отправили сюда... Но я всё равно там хорошо учился. Я был лучше всех по нормальным, ну обычным, предметам...
- Здесь ты будешь худшим, - сказала Эта, и пошла. Матвей и не успел спросить: "почему?".
Матвею здесь сразу не понравилось. Всё здесь было не так. Не гостеприимно что ли. Совсем. Там у него было много друзей, и они заводились практически сразу, с первого взгляда. Матвей нравился практически всем. А с Этой он не знал как себя вести, она была не такая, как его старые друзья и подруги. Эта была дикой, ненормальной, по его мнению. Это бросалось в глаза сразу. Особенно её глаза, - они могли бы убивать, если бы захотели. Её походка, осторожная и в то же время готовая рвануться. Голос, тихий, очень красивый, но с какими-то непонятными нотками, как будто она говорит не с тобой.
- Почему "Эта"? - спросил Матвей, когда Эта остановилась.
- Что? - спросила в ответ Эта.
- Ну "Эта" - твоё имя, оно странное...
- Я, вообще, странная.
- Ну нет. Ты его придумала, или это сокращение от чего-то?
- Нет.
- Что именно "нет"?
- Всё. Пришли, - Эта показала рукой на дверь синего цвета. Синий цвет означал, что комната мужская. Здесь и должен был ночевать Матвей. Матвей приоткрыл дверь.
- А свет можно включить?
- Нет. Твоя койка первая в третьем ряду. Вещи разберёшь утром. Пока.
Эта ушла, не дождавшись даже ответа. Матвей посмотрел ей вслед, мысленно внушая ей остановиться. В старом интернате их учили такое проделывать, но у него никогда не получалось. Но сейчас, совпадение это или нет, Эта остановилась, правда ненадолго, но остановилась. Внутри себя Матвей ликовал. Он постоял и поулыбался себе немного, а потом всё-таки вошёл внутрь. Он не понимал с какой стороны отсчитывать ряды, поэтому он занял первую попавшуюся койку. Но где-то через час пришёл какой-то мальчик и прогнал его, поэтому он просидел всю ночь на полу у окна. Спать ему всё равно не хотелось.
Сообщение отредактировал Неуверенность - Воскресенье, 04.09.2016, 15:50
В карантинной зоне было тоскливо. Никого вокруг, и неудачный вид из окна: окна комнаты для мальчиков. Матвей попал сюда через неделю после своего перевода. Ночные сквозняки обострили пережитое ещё в раннем детстве воспаление лёгких. Матвей так и не успел толком с кем-нибудь познакомиться, неделя выдалась какая-то несуразная: его гоняли из одного класса в другой, так и не поняв к какой группе он относится, к бездельникам или вундеркиндам. Матвей сам уже не знал, кто он. Было на всё наплевать. Ему хотелось вернуться в старый интернат, к своим друзьям.
А в карантинной зоне никого не было, кроме него и медсестры, приносившей ему завтраки и обеды, и ставившей ему градусники. Потом, правда, к нему стали посылать дежурных, но как-то неохотно. Никто больше одного раза не задерживался. Все они менялись так часто, что он никого не запоминал, и даже не старался с ними познакомиться. Только через неделю его присутствия в карантинной зоне, к нему приставили постоянного человека. Этим человеком оказалась Эта.
Эта сидела с ним молча, на соседней койке. Видно было, что её всё это тяготило. Она проводила с ним время с трёх часов до шести, до того момента, когда Матвею приносили ужин: ячневую кашу и белый хлеб с квадратиком масла на верху, и лимонный компот. Матвей тоже первое время всё никак не мог дождаться ужина, а потом как-то свыкся с её присутствием. Даже пытался заговаривать с ней, шутил. Ему казалось, что это она - больная, а он с ней сидит.
- Ты всегда такая? - спрашивал Матвей, как бы в шутку. Он не ждал ответа. Он знал его.
- Какая, - Эта не глядя на него, а в сторону, где на стене торчал гвоздь.
- Ну... молчаливая что-ли. У тебя есть друзья?
- А у тебя.
- У меня? Забавный вопрос. Есть...то есть были. Ну и есть тоже. Только не здесь. Здесь я никого не знаю. Кроме тебя, - Матвею было почему-то неловко отвечать ей на этот вопрос. Она как будто бы его раскусила: какой он плохой, и с ним никто не дружит.
- Тебе больно? - Эта спросила это очень серьёзно и почти по взрослому, кажется она сама от себя такого не ожидала, и сразу как-то сникла, смутившись своего вопроса. Матвей тоже смутился, и не стал на него отвечать, как будто его и не было, или он его не расслышал.
- Через полчаса ты сможешь уйти, - лишь сказал Матвей.
- Я завтра не смогу прийти, - сказала Эта, - Я навещаю одну девочку из пятого корпуса. У неё ветрянка.
- Забавно. То есть, понятно, - Матвей, не зная, что сказать, - Не переживай, я не буду скучать.
- Я знаю. Пока.
Тогда Эта ушла за полчаса до положенного срока. А Матвею стало ещё тяжелее дожидаться ужина, чем раньше.
Сообщение отредактировал Неуверенность - Воскресенье, 04.09.2016, 15:51
С двух до трёх была продлёнка. Всех, кого можно было словить, притаскивали в класс на последнем этаже, и запирали там на этот час. Что они там делали целый час никого не волновало, главное, они были собраны и якобы делали домашнее задание. В классе дежурили обычно кто-то из самых старших ребят. Сегодня дежурил Юра, высокий красивый мальчик, пропускавший все занятия, кроме продлёнки. Он раньше всё задирал Костю, но теперь всё изменилось, и они как-то сдружились-не сдружились, но по крайней мере не трогали друг друга. Костя сидел за последней партой, самой облезшей и разрисованной в этом классе. Домашнюю работу он не делал, он сидел с Этой. Эта давно уже всё закончила, и просто сидела с Костей. Никому их не было видно, последнюю парту закрывал большой шкаф со скелетом внутри, которого там не было.
- Не ходи к нему, - сказал Костя, - Я знаю одно место, там нам никто не помешает.
- Мне надо, - ответила Эта. Она боялась открыто перечить Косте.
- Да, никто тебя ругать не будет. Да, и кому какая разница. Он же тебя не сдаст. Ну пойдём со мной. Пожалуйста, - Костя крепче вцепился за край стола.
- Да, нет. Сегодня не могу, - Эта отодвинулась со стулом от стола, как можно незаметнее.
- Эта, - настаивал Костя. Он давно хотел ей кое-что показать. А сегодня такой день, там никто сегодня не дежурит.
Эта молчала, отвернувшись. Она боялась с ним туда идти. Костя чувствовал страх, он просунул свою руку под блузку Эты, со спины. Рука у него была холодная, она дошла до застёжки и расстегнула её. Костя корпусом придвинулся ближе к Эте, чтобы суметь обхватить её. Эта резко встала, опрокинув стул, и выбежала к двери, умоляя дежурного отпустить её в туалет. Костя не стал за ней бежать. Он остался в классе.
Оставалось полчаса до трёх. Эта, не думая, побежала в карантинную зону. Когда она туда вбежала, Матвей сидел у окна, что-то рисуя. Он был испуган, когда увидел Эту. У неё было испуганное лицо, белое, а из под блузки болтался расстёгнутый лифчик. Эта встала в двери, не зная, что делать дальше. Матвей не зная, что делать, подошёл к ней, и обнял её, а потом сел на свою кровать, опустив голову в пол. Он не знал, что ещё нужно делать. А спросить он не мог. Даже спросить, что с ней, не мог. Боялся почему-то. Боялся узнать, что с ней.
Эта села на свою кровать, стоявшую рядом с кроватью Матвея, недвижно, как статуя. Она боялась спугнуть себя и убежать. Сегодня она хотела бы остаться здесь. Подольше. Матвей поднял свою голову, и посмотрел на Эту, она была неподвижна. Он поднялся со своей кровати, подошёл к ней, и сел рядом. Не чувствуя опасности, Матвей положил свою голову ей на колени, и тоже застыл.
- Я скучаю по маме, - зачем-то произнёс Матвей, сегодня он о ней даже не вспоминал. Эта погладила его по голове.
Сообщение отредактировал Неуверенность - Воскресенье, 04.09.2016, 15:52
Эта уже неделю его избегала. Он и сам не знал, что тогда на него нашло. Он рано созрел, у него уже были девочки. Первую звали Надя, им обоим было по двенадцать лет. Это случилось в туалете на первом этаже во время обеденного перерыва. Он её практически любил, а потом её забрали и перевели в другой интернат. Сейчас он даже не помнит, как она выглядит. После её перевода его избили старшие ребята до сотрясения мозга, и он полгода пролежал в стационаре.
Эта уже вторую неделю его избегает. Он хотел бы с ней дружить по-нормальному, но он не умеет дружить ни с кем, а особенно с девочками. Вторую его девочку звали Наташа, она была его старше на два года. Она сама настояла на том, чтобы он её любил. Она до сих пор находится в его интернате, он её видит по вторникам и четвергам, на уроках математики. Она встречается со старшим мальчиком из четвёртой группы, у него есть часы и золотой компас, украденный из ювелирного магазина. Костя ему завидует, он много кому завидует, но этому парню он мог бы в этом признаться. Нет, он не хочет обратно Наташу, он хочет золотой компас. Он бы подарил его Эте.
Он не видел Эту уже неделю. Нового мальчика выпустили из карантинной зоны. В коридорах покрасили стены в зелёный цвет. Нового мальчика зовут Матвей, их койки находятся друг напротив друга. Он всё время сидит один, он очень много что пропустил и не успел ни с кем подружиться. Хотя видно, что с ним хотят дружить. С ним холодны, но дружелюбны. Никто его не посылает, как только он захочет с кем-то заговорить. Скоро, наверно, его возьмут в свою компанию те два парня, занимающие самые лучшие места везде где можно. Им нужен кто-то третий, а то двое - это как-то подозрительно смотрится. Один раз Костя даже заговорил с ним. Ничего так, вполне себе нормальный для парня из интерната для странных. Только нет смысла с ним ему дружить. Как только тот найдёт себе нормальных друзей, он бросит его. У Кости был один друг, такой же, как Матвей.
Один раз он видел её в столовой. Она сидела за столом просто так, без еды, и ждала чего-то. Да чего-то, кого-то ждать она не могла. У неё не было друзей, кроме него. Она, как и он, не умеет дружить. Эта ходила к Матвею целых две недели и три дня. Может это его она ждёт. Нет. Матвей бы не стал бы с ней дружить. Никогда. А что если... Никаких если, Костя.
- Тебе нравится Эта? - спросил Костя прямо в лоб. Матвей, сидящий напротив, уставился на него ошарашенно. Он не ожидал такого вопроса. Он не знал, что Костя знает Эту.
- Что? - лишь произнёс Матвей, считая это достаточным, чтобы закрыть вопрос.
- Я тебя спрашиваю. Тебе нравится Эта, - повторил Костя уже помедленнее.
- Нет, - почему-то сказал Матвей.
- Она тебя навещала целый месяц. Что вы там делали столько времени вдвоём каждый день?
- Ничего, - ответил Матвей, - Она что твоя девушка?
- Да, моя девушка.
- Извини, мне уже пора, - сказал Матвей, и собрав первые попавшиеся тетради и учебники, вышел из комнаты. Ему хотелось исчезнуть отсюда, из этого интерната, из этого города. Нигде он не чувствовал себя так неуютно.
Сообщение отредактировал Неуверенность - Воскресенье, 04.09.2016, 15:52
Эта пришла в карантинную зону через пять дней, как его выписали. Она пришла несмело, чуть позже положенного срока, в три тридцать. Она не приходила к нему пять дней, так как боялась. Боялась, что ей это всё показалось. Она переждала немного и пришла, когда его уже выписали. Эта пришла, а на его кровати сидел другой мальчик с воспалением лёгких. Пришлось остаться до шести. Эта высидела молча, всё время поглядывая на настенные часы. Мальчик спросил её, будет ли она читать ему сказки. Она ответила, что да, и ушла за час до положенного срока.
Нужно было как-то привлечь к себе его внимание, так чтобы он не понял, что это специально. Она знала, где он должен быть в это время, - в мальчишеской спальне. У неё был канцелярский нож, который отдал ей Костя. В туалете она порезала себе правую руку, и пошла с ней к нему. Она боялась, что там будет много посторонних, и ей поможет кто-нибудь другой, или они вызовут медсестру. И там мог бы быть Костя. Но ей повезло, там никого не было, кроме него. Может и были, но она заметила только его. Она осторожно вошла, придерживая дверь левой рукой.
- Эта, - Матвей удивился, увидев её здесь. Эта опустила правую руку, на пол потекла кровь.
- Что с тобой? - Матвей испуганно, боясь подойти к ней поближе.
- Я порезалась, - Эта, смущённо улыбаясь, спрятала порезанную руку за спину.
- Тебе нужно в медпункт, - Матвей растерянно, он боялся вида крови. И её.
- Нет, - сказала Эта, и вышла из комнаты. Матвей кинулся вслед.
- Стой! Давай, что ли руку тебе перевяжу, - Матвей достал носовой платок, взял правую руку Эты, и осторожно перевязал её. Руки у него дрожали, носовой платок пару раз упал на пол.
- Спасибо, - сказала Эта, поглядывая то на Матвея, то на перевязанную руку.
- Да не за что, - смущённо ответил Матвей.
Когда она ушла, Матвей ещё долго не мог заснуть. Всё думал, не нужно было ли ему проводить её в медпункт, чтобы там ей всё по правилам сделали. А то ещё, не дай Бог, заражение какое-нибудь будет. Носовой платок был не очень стерильным. Он всё думал, почему она пришла именно к нему. И тогда, она прибежала тоже к нему, когда на ней был порванный лифчик. А ещё он думал, что Костя её парень, и почему он так с ней обращается, или это не он, а кто-то другой. Тогда почему она бежит именно к нему, а не к Косте. Спросить он у ней не сможет, а у Кости тоже спрашивать нельзя, может ещё всё хуже будет, только подставит её. Матвей, вообще, не знает, что нужно делать в таких случаях. Всё это для него очень сложно. И странно.
Вот она ему протягивает руку, он прячет глаза. Вот они сидят на одной кровати, вот они молчат. Он хочет её приобнять. Она хочет, чтобы он перевязал ей руку. Она протягивает ему свою руку. Он хочет, чтобы у неё всё было хорошо, чтобы Костя больше её не обижал. Господи, шепчет Матвей, пусть у Эты всё будет хорошо, пусть её больше никто не обижает. Ты же видишь, я ничего не могу сделать, так помоги ей. Ты знаешь, Господи, в старом интернате нас учили одной штуке, она называлась "защитный кокон". Нужно было представить человека, которого ты хотел бы оберечь от всего плохого, и мысленно окинуть на него этот кокон, он синего цвета, прозрачный. И если ты всё сделаешь правильно, то этот человек всегда будет в безопасности. Так вот, Господи, пожалуйста, пусть у меня получится эта штука. Хоть раз, и для одного человека. Я больше тебя ни о чём просить не буду. Помоги мне накинуть защитный кокон на Эту, защити её. Спасибо за всё, Господи, и спокойной ночи.
Сообщение отредактировал Неуверенность - Воскресенье, 04.09.2016, 15:53
Костя оставил ей записку: "Эта, я буду ждать тебя на нашем старом месте. Приходи, пожалуйста. Я не буду распускать руки, обещаю. Костя". Он уже не верил, что она придёт. Он подбросил записку в женскую комнату в восемь утра, а сейчас было четыре вечера. Он сидел на полу в том самом туалете с большим синим окном. Он видел, как садилось солнце. Если она не придёт, оно больше не поднимется для него. Он уже всё решил. Здесь его никто не найдёт. Если только она. Если только придёт.
- Да, я здесь. У окна, - откликнулся Костя, от радости он не мог встать, - Подойди ко мне. У меня ноги затекли.
- Что ты хотел? - Эта подошла.
- Садись. Пожалуйста. Не нужно так стоять, - Эта села напротив, и сжала в руке канцелярский нож. Костя это заметил, - Не бойся меня. Пожалуйста. Отдай мне его.
Эта протянула нож Косте. Костя взял его, и надрезал кожу на своей руке. Несколько раз, в одном месте.
- У тебя останется шрам, - сказала Эта.
- Знаю, - ответил Костя, - Хочешь, я все руки себе изрежу?
- Нет.
- Я всё ещё тебе друг?
- Да.
Костя хотел попросить прощения, но не знал как. Он понимал, что тогда унизил Эту, испугал. Он хотел ей доказать сейчас, что он безоружен, безопасен. Что ему можно доверять. Костя попросил Эту отвернуться, пока он не скажет ей: "смотри". Эта закрыла глаза. Костя стянул с себя майку, брюки. Костя остался безоружен, он был голым. Он сжался в комок, и сказал ей: "смотри".
- Зачем, - лишь сказала Эта, и закрыла глаза снова.
- Чтобы ты знала. Я тебе доверяю. Я голый, но мне от тебя ничего не нужно. Мне не нужно твоё голое тело в ответ. Я голый для тебя всегда. Я тебе доверяю.
- Я не смогу раздеться в ответ.
- Знаю.
Костя оделся, чтобы больше не смущать Эту. Эта подняла с пола канцелярский нож, надрезала им свой указательный палец, тем самым смешав кровь Кости, оставшейся на ноже, со своей.
- Мы можем быть братьями по крови, - сказала она.
- Да, - ответил Костя, и сделал новый надрез на своей руке, чтобы её кровь смешалась с его свежей кровью.
Сообщение отредактировал Неуверенность - Воскресенье, 04.09.2016, 15:54
Впервые за всё прибывание в интернате Матвею разрешили выйти на улицу. До этого не разрешали, говорили, что это обострит воспаление лёгких. Его отпустили с дежурным. Сегодня дежурила Эта. На ней было длинное коричневое пальто, бывшее ей велико, и красные резиновые сапоги, хотя никакого дождя на улице не было, и оставшихся луж от него - тоже. Видимо, это были единственные сапоги Эты, которые она носила и зимой. Матвей был рад прогулке, хоть их и выпускали только на территорию интерната, до забора. Наконец-то он видел настоящий свет, и воздух. Матвей стоял, прислонившись к забору, и просто дышал. Ему хотелось бы что-то большое, но он ещё не придумал, что можно было бы поделать на улице. Эта сидела на скамейке недалеко от него, она смотрела в землю, и чувствовала себя неуютно здесь, на полусвободе.
- Интересно, что там. За забором, - произнёс Матвей, мечтательно глядя на небо. Ему хотелось бы больше пространства, больше воздуха, больше жизни.
- Там химзавод, - сказала Эта.
- А, понятно... Поэтому, наверно, солнце в дымке. Ты была там?
- На химзаводе, - Эта рассеянно.
- Нет, - засмеялся Матвей, - в городе.
- Я там жила, - ответила Эта, но как-то вяло. Матвею больше не хотелось продолжать этот разговор.
- Тебе скучно? - спросил Матвей, - Мне тоже. Может быть что-нибудь придумаем. Какое-нибудь развлечение.
- Какое? - спросила Эта, - Я ничего не умею.
- Да нет же... Что-нибудь интересное придумаем. Что бы ты хотела?
- Уйти.
- Да нет же... Будет весело. Тебе было когда-нибудь хорошо? Что ты любишь?
- Тебя.
- Да нет же... С тобой невозможно разговаривать. Ты странная какая-то.
- Да.
Матвей был уже не рад, что сегодня дежурила Эта. Ему и раньше было с ней сложно, но сегодня как-то особенно. Он её не понимал. А она его. Она его не видела, не видела, какой он живой, какой он не такой, как она. Ему хотелось бы крикнуть ей: "Эй, Эта, живи. Эта, живи. Я тут, я помогу". Матвей и помогать уже не хотел, он не хотел заразиться ей. Не хотел попасть в её мир, где всё чёрное-белое и серое, где каменные стены окружают всё и от всего отгорожены, где пустота и слякоть, где вечное "нет" и "никогда". Он понял, что он так не любил в этом интернате, Эту. Эту. Он не хотел больше её видеть. Только не её.
А Эта была счастлива, по-своему, но счастлива. Он говорил с ней. И когда Матвей собрался вернуться внутрь, когда за ним захлопнулась тяжёлая входная дверь, она кинулась за ним. Поймала его в коридоре, схватила его за руку. Матвей от удивления замер на месте. Он молча смотрел на неё.
- Я придумала, - тяжело дыша, выдала Эта.
- Что? - не понял Матвей.
- Занятие... Пойдём, я тебе покажу кое-что, - Эта умоляюще не сводила с него взгляда. Матвей сжалился, и пошёл с ней.
Там, куда его привела Эта, было темно. Эта включила свет. Там, куда привела его Эта, была подсобка. Там хранились старые учебники и тетради бывших учеников. Матвей стал рассматривать их. А Эта спряталась за перекошенный шкаф на одной ножке, Матвей даже не заметил этого. Он был увлечён тем, что здесь хранилось. А за шкафом Эта сняла с себя пальто, и всё что, под ним.
- Матвей, - тихо позвала его Эта. Матвей не слышал. Она позвала его ещё раз, и вышла к нему.
- Матвей, - ещё раз повторила Эта, - Я..
Матвей помолчал некоторое время, не сообразив сначала, что делать. Он чувствовал себя раздетым. Это он был голым, а не Эта. Эта пришла, и перевернула всё вверх дном в его голове. Матвея пробила сильная дрожь, и только тогда он догадался отвернуться, и что-то сказать.
- Эта не надо. Что ты делаешь. Оденься, - проговорил он. Ему было так грустно, что хотелось плакать. Зачем она так с ним.
- Я тебе доверяю, - произнесла Эта срывающимся голосом. Её бил озноб.
Сообщение отредактировал Неуверенность - Воскресенье, 04.09.2016, 15:55
Матвей тогда убежал из подсобки. Оставил там её одну. Потом ему хотелось вернуться, объясниться с ней, выяснить у неё, что случилось, почему. Хотелось разозлиться на неё, закричать. Хотелось остаться. Смотреть на неё. Убежать. Убежать далеко и навсегда, не только из подсобки, а с этой планеты, где она - Эта. Он же с ней по хорошему, он мог бы с ней дружить, если бы с ней было возможно дружить. Он не дружил с девочками, но у него могло бы получиться. Матвей научил бы её играть в разные игры, читать по ролям, слушать музыку, и выкидывать всякие смешные штуки. Смотреть на звёзды, не используя телескоп. Гоняться за луной, шлёпать по лужам, не бояться гроз. Телепатии, и определении цветов закрытыми глазами. Да и просто, улыбаться. Он никогда её не видел улыбающейся.
Матвей хотел бы другую девочку, такую же, как Эту, но другую. Понятную, обычную, простую. Его жизнь и так не проста, не хотелось бы ещё что-нибудь сложного. Матвей любил головоломки, но людей-головоломок - нет. Мама как-то сказала ему, что он странный мальчик, и ему будет очень сложно. Она сказала ему, держись простых людей, не привязывайся к таким, как ты. А почему, не сказала.
Матвей забрался с головой под одеяло. Хотелось домой.
- Матвей, ты спишь? - послышался голос. Это мальчик с близлежащей койки.
- Нет, - ответил Матвей, - А ты?
- И я. Меня зовут Коля. А ты, Матвей, я знаю.
- Ты новичок? - спросил Матвей. Этого мальчика он раньше здесь не замечал.
- Нет. Я тут уже три года. У меня есть печенье. Хочешь?
- Спасибо, - сказал Матвей, и взял протянутое ему лакомство. Становилось теплее на душе.
- Ты умеешь играть в шашки? - спросил Коля.
- Да. Хочешь сыграть со мной?
- Можно, - сказал Коля, и мальчики синхронно улыбнулись друг другу.
В эту ночь Матвей заснул легко. Легко засыпается, когда у тебя есть друг.
Сообщение отредактировал Неуверенность - Воскресенье, 04.09.2016, 15:55
Колю иногда навещала мама. Она жила в другом городе, с новым мужем. Отец Коли работал дворником в интернате, в интернате он и жил. Коля часто с ним виделся, оставлял ему вкусняшки от ужина, яблоко там или печенье. Отец Коли пил, и очень радовался, когда тот к нему приходил. А мама Коли приезжала к нему раз в полгода, привозила тёплые вещи и ананасы в консервах. Ананасы забирало начальство, а тёплые вещи делили на всех. А Коля всем рассказывал, что когда-нибудь мама его заберёт отсюда, и он будет очень скучать по всем. Все смеялись, не верили ни тому, ни другому. Коля очень часто рассказывал такие вещи, в которые никто не верил. Он говорил, что видел снежного человека и летающие тарелки, которые гонялись за ним. А ещё, что на луне есть невидимые постройки, в которых прячутся от нас лунатики. Мы же всегда следим за ними, отправляя с земли свои искусственные спутники. И что это неприлично.
А ещё Коля всё время обыгрывал Матвея в шашки. Постоянно. А ещё такой говорил, зачем ты мне поддаёшься. А Матвей и не думал. Он даже запросил специальную литературу по шашкам в библиотеке, чтобы научиться всяким там тонкостям и хитростям игры в шашки, чтобы вконец уже обыграть Колю.
- Где ты научился так играть в шашки? - спросил Матвей, очередной раз проигрывая.
- У моего отца первый разряд по шашкам. Ну ты не переживай, ты наверняка обыграешь меня в шахматы. Шашки не для тебя. Тебе надо что-то посложнее, - ответил Коля, и улыбнулся. Матвей улыбнулся в ответ, и спросил: "почему?".
- Да, я не видел человека умнее тебя, понимаешь. Ты, наверняка, выберешься отсюда, и станешь каким-нибудь значимым человеком, - ответил Коля. Матвей спросил: "почему?".
- Ты сам знаешь, почему. И почему ты избегаешь ту девочку, которая тебя караулит в столовой. Ты её знаешь?
- Это Эта, - неохотно ответил Матвей. Ему не хотелось бы говорить о ней, особенно с Колей.
- Эта Эта?! Забавно, - сказал Коля, - Она тебе нравится?
- Почему, - спросил Матвей.
- Ну ты её избегаешь, - ответил Коля.
- Какая-то странная логика, - обиделся Матвей, - Давай не будем об этом. Твой ход.
- Ладно. Смотри, как я тебя обставлю.
Сообщение отредактировал Неуверенность - Воскресенье, 04.09.2016, 15:56
Коля попросил Матвея побыть сегодня дежурным вместо него. К Коле сегодня приезжала мама, он не хотел ничего пропустить. Мама должна была приехать с его братиком от второго брака, Стёпкой. Коля много о нём слышал, но никогда его ещё не видел. Коля приготовил ему подарок - собственноручно вырезанный из дерева набор шашек. Он трудился над ним целый месяц, все его руки от этого были в мозолях и порезах. Но это стоило того, так считал Коля. А Матвей согласился его подменить. Он ещё ни разу не был дежурным в карантинной зоне. Было непривычно и страшно немного, но Коля его успокоил, сказал, что там, наверняка, будет какой-нибудь любознательный первоклашка с ОРЗ, которому достаточно будет рассказать сказку или что-нибудь о себе. И Матвей без пятнадцати три был уже там, с учебником по истории за десятый класс, забытым кем-то на столе.
В карантинной зоне горела только одна лампа на столе, Матвей не стал включать общий свет, вдруг кому-то больно от яркого искусственного света. Он неслышно подошёл к окну, и залез на подоконник, там ему было уютнее и спокойнее. А больной человечек, кажется, спал, укрытый с головой одеялом. Матвей не стал его будить. Он листал учебник по истории, не вчитываясь в текст. А потом просто стал смотреть в окно. В комнате для мальчиков на его кровати сидел Стёпка и что-то рисовал в его тетради, а Коля ревел в подушку, и рядом стояла его мама и что-то ему говорила. Матвей отвернулся от окна.
- Привет, - послышалось с кровати. Голос был тихий, почти что шёпот, - Ты пришёл?
- Да, - Матвей растерянно, ближе пододвинувшись к оконному стеклу, - Ты болеешь?
- Немного, - Эта, опустив ноги на пол. Матвей: "Лучше не надо, - простудишься". Эта, забрав ноги обратно, - "Да".
- Я не знал, что ты болеешь, - Матвей, спустившись с окна, - Тебе не холодно?
- А тебе?
- А я то тут причём, - усмехнулся Матвей, но потом по-серьёзнее, - Нет.
- Ты обижаешься на меня? - спросила Эта.
- Нет, - ответил Матвей, - А ты?
- Нет, - ответила Эта.
- Извини, что избегал тебя.
- Да нет же, не надо... Ничего страшного, - Эта смутившись, - У тебя появился друг?
- Да.
- Это хорошо.
Эта сидела на кровати, опустив голову, и смотрела на свои ладони. Матвей несмело подошёл к ней, и сел рядом. Он посмотрел на неё обречённо, и стал смотреть в пол, думая о чём-то. Эта коснулась его колена ладонью, и испугавшись быстро убрала руку. Матвей лишь тяжело вздохнул. Он ещё раз на неё посмотрел, и заметив, как она бледна, погладил её по щеке. Эта вздрогнула, и отодвинулась от него. Матвей обречённо съехал с кровати на пол, и закрыл лицо руками. Эта с кровати погладила его по голове.
Сообщение отредактировал Неуверенность - Воскресенье, 04.09.2016, 15:57
А потом пришло письмо из старого интерната. Мол, мы ошиблись, перепутали результаты тестов, и всё на самом деле не так, как на самом деле. Матвею дали перечитать это письмо два раза. Они умоляли вернуть его обратно. По тестам у него самые лучшие результаты. Им нужен такой ученик. И им стыдно за свою ошибку. Директор этого интерната спросила у Матвея, хочет ли он вернуться, и что, конечно, хочет, но всё-таки она хотела бы это услышать от него, и что возвращаться, конечно, надо. А Матвей уже этого не знал. Он попросил дать ему время подумать, и побыть ещё здесь, хотя бы до зимы. Директор ответила: "думай быстрее, и собирай свои вещи". Матвей не был уверен. Ещё месяц назад он сам бы туда сбежал, или, вообще, сбежал отсюда. Но сейчас он не был так в этом уверен. Хотя понимал, что это правильно, и даже очень хорошо.
Коля был рад за него. Он всё прыгал вокруг него и кричал: "я знал! я знал!". Другие же смотрели на него испуганно и настороженно. Особенно Костя. Он всё расскажет Эте, пока она болеет. Матвей бы не хотел, чтобы она знала. Матвею давно так не было тоскливо. А Коля всё расспрашивал его: "ты рад? ты рад?". Матвей лишь кивал головой, и вымученно улыбался.
- Что не так, друг? Что с тобой? Мы будем переписываться и навещать друг друга. Там же тебе разрешат иногда ко мне приезжать? А потом, когда мы вырастем, мы уедем из этого города, и будем путешествовать. Что не так, друг? Что не так? - Коля тормошил Матвея, ему не нравилось его сегодняшнее состояние.
- Всё так, - ответил Матвей. Ему хотелось плакать, он сам не понимал, почему.
Матвей ушёл из комнаты бродить по коридорам. Он так иногда делал, когда было по-особенному плохо. Он твердил себе под нос, что надо собрать вещи, что надо собраться. Что всё хорошо, что всё просто замечательно. Пытался вспоминать старых друзей, учителей, само здание интерната. Своё любимое место в нём. Кабинет с телескопом. Вспоминал Эту, как-то неосознанно, он же её и не забывал ещё.
Сообщение отредактировал Неуверенность - Воскресенье, 04.09.2016, 15:58
Костя побежал к Эте. Чтобы всё ей рассказать. Чтобы она всё знала. Он знал, что она его любит. Он ещё тогда всё понял, когда она сидела с ним. Она ничего не рассказывала ему о нём, ни слова. Он знал, почему. Потому что любила, как он. Потому что Костя её любил, и она это знала. Сердцу не прикажешь, сердцу не прикажешь, - твердил про себя постоянно Костя. А к чёрту, это сердце! Падай, падай, разбивайся. Зачем оно ему? Оно у Эты.
- Эта, - ворвался Костя к ней, и остановился у кровати, увидев её.
- Что? - Эта испуганно.
- Матвей уезжает, - Костя, сдерживая себя.
Эта, молча легла в свою постель. Всё это, неправда, сон.
- Матвей уезжает, - повторил Костя ещё громче.
- Да.
- Ты меня не слышишь, что ли? - Костя заплакал. Ему с таким трудом всё это давалось. Да, он скорее бы, убил Матвея или себя. А нет, он тут стоит, и ещё уговаривает её идти к нему. Он просто сошёл с ума. Проще некуда.
- Иди к нему. Ты меня слышишь? Иди к нему! - Костя повысил голос. Бесполезно, Эта не шевельнулась. Костя схватил её за руку и стащил её с постели, и вытолкал за дверь. Эта постучалась в дверь, Костя сильно ударил по двери в ответ, стук прекратился. Не ходи к нему, не ходи к нему, - повторял про себя Костя, - Пожалуйста, помилуй.
Костя с шумом открыл дверь, ожидая увидеть стоящую за ней Эту. Но её уже не было. Убежала, убежала, предательница. Ненавижу, ненавижу. Никогда больше, никогда больше...
- Дура, - крикнул Костя в пустоту, - я люблю тебя, дура!
Кто-то крикнул в ответ: "сам дурак". Костя засмеялся, и закрыл дверь. Он ещё несколько часов здесь просидел, полежал в её кровати.
Сообщение отредактировал Неуверенность - Воскресенье, 04.09.2016, 15:58
